"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 31-50 - Татьяна Юрьевна Степанова

– Она. Я в этом не спец совсем. Она дом обустраивала. Садилась в машину, ехала по магазинам – она это обожала. Надо же как-то развлекаться? Я целый день на работе. По выходным мы вместе ездили. Покупали. Она доставку на дом оформляла. Но многое она заказывала в Интернете, это правда.

– Она, например, не упоминала, что в этот день ждет доставку из магазина?

– Не упоминала, хотя… Доставки очень часто приезжали. Мы вообще об этом не говорили, я в это не вникал. Это женское дело – шопинг. Это развлечение, хобби. Отдых ее. Она и денег особо не просила. Ей тесть на карточку клал. Они там… семья считала, что лучше, если Полина будет первое время абсолютно независимой финансово.

– Мы коробки, ярлыки, ценники изъяли. Мусор тоже. Станем разбираться. Ноутбук ее посмотрим.

– Смотрите. Все, что может помочь. Ладейникова, моего секретаря, возьмите в группу. Я его попрошу. Он парень сообразительный. И в компьютерах хорошо соображает. Я его в министерство с собой возьму, если согласится аттестоваться.

– Ты сам ему предложил приехать починить компьютер Полины?

– Там скайп зависал и программа. Она с отцом постоянно общалась – он в Гонконг улетел. Сейчас вот обратно летит – на похороны. Я Артема попросил помочь разобраться с проблемой. Мы Полину вместе с ним обнаружили там, в доме.

Спроси его, почему он дверь своим ключом открыл и отчего из машины Полины не звонил.

Но Гущин не стал этого спрашивать. Он, видно, для себя многое уже решил.

– Ну вот, теперь мы и подошли к самому главному, – сказал он.

Вавилов посмотрел на него.

– Из-за какого дела, из-за какого расследования с тобой могли поступить вот так? – спросил Гущин.

– Я все думаю об этом. Сначала даже сконцентрироваться не мог.

– Ты пять лет уже ничего не расследовал, никого не сажал. – Гущин наклонился к нему. – Это старая история с длинным концом. Какое из дел, по-твоему?

– Их много было, Федор Матвеевич, ты сам знаешь.

– Рождественск не Чикаго. Дела должны быть пятилетней давности или около того.

Вавилов сосредоточенно молчал. На лбу его вздулась вена.

– Грибов, прокурор, – сказал за него Гущин. – Вот что первое приходит на ум и мне, и тебе. Мне, когда я думаю о вашем районе и городе Рождественске. Но были и другие дела.

– Начальник Главка сказал, что вы поднимете архив. Но я… я не смогу в этом участвовать лично. Он меня не отстраняет, но… он запретил в общем. По правилам и по инструкции не положено. Но я все равно стану помогать. Федор Матвеевич, ты ведь не откажешь мне в этом?

Гущин обнял его за плечи.

Они сидели рядом – двое мужчин, двое коллег.

Катя чувствовала себя абсолютно лишней. Но ее они оба не замечали.

Глава 9

Жизнь в сортире

Если бы где-то когда-то кем-то проводился конкурс на звание лучшего бесплатного общественного туалета, то туалет на втором этаже огромного торгово-развлекательного комплекса «Товары и услуги» занял бы, наверное, четвертое место, не попав в тройку лидеров.

Огромное помещение, отделанное искусственным мрамором, напоминало вокзал. Тут было так же многолюдно, как и у билетных касс.

Наталья Грачковская, чья жизнь вот уже несколько лет проходила тут, в сортире, чувствовала себя на своем рабочем месте как на вокзале перед дальней дорогой.

Вот сейчас свистнет гудок тепловоза, и поезд с пассажирами, среди которых сплошь одни женщины, тронется…

Но вместо гудков вокзальных включались лишь новейшей системы автоматические сушилки для рук да журчала вода в унитазах.

Наталья Грачковская вышла на работу в сортир в воскресенье утром. Тем, как она провела субботу – свой законный выходной, она осталась вполне довольна.

Суббота принадлежала полностью ей. И осталась в памяти.

А в воскресенье, как обычно, Наталья явилась в торговый центр за час до официального открытия, прошла через служебный вход, поднялась на второй этаж и открыла своим ключом подсобку возле туалета, где хранились моющие средства, швабры, тряпки для протирки и полировки кафеля. Тут же стоял колченогий стул и приткнулся крохотный столик с электрическим чайником.

Пить чай возле сортира – не самое милое дело. Но Наталья вынуждена была экономить деньги. И никогда за весь свой рабочий день не ходила в так называемый ресторанный дворик торгового центра и не покупала бургеры, кофе и жареную картошку в коробочках.

Еду она обычно готовила дома и приносила с собой. Быстро украдкой ела, чтобы не заметил досужий менеджер. И потом снова ныряла в сортир, вооружившись шваброй.

Она работала уборщицей туалета в торговом центре вот уже несколько лет. И о прошлой жизни своей старалась… забыть? Нет, как тут забудешь. Просто думать поменьше.

Но и это не получалось.

В прошлой жизни сверкали звезды и небо сияло алмазами. В прошлой жизни остался педагогический институт, который она окончила когда-то с красным дипломом. Школа в Рождественске, где она долгие годы работала учительницей географии, а потом стала по совместительству завучем. И выиграла профессиональный конкурс, став лучшим учителем года Подмосковья.

Как раз в том году это было…

В том году после всех успехов она все потеряла.

Жизнь, что развеялась в мгновение ока как дым по ветру.

Старуха-мать, заработавшая жестокий инсульт, парализованная, прикованная к кровати на годы.

Разбившиеся вдребезги мечты о замужестве.

И…

И вообще все.

Чтобы как-то прокормиться, Наталья перепробовала множество профессий. Но она ничего не умела, кроме как преподавать, быть педагогом. Даже ее профессиональные навыки не смогли ей помочь, когда она сначала пыталась устроиться в торговлю. У нее сразу как-то образовалась недостача. И хозяин магазина вычел из ее жалованья. А потом вообще пришлось возмещать.

В конце концов, после долгих мыканий и поисков работы в кризис, она нашла это вот вакантное место – «без материальной ответственности». Как ей объяснили – вам еще повезло. Тут стабильная зарплата.

Уборщица туалетов…

Зарплата и точно стабильная, и это плюс, большой плюс.

И еще выходные по графику.

Сначала казалось – ну вот, жизнь достигла своего вонючего дна.

Но Наталья вспоминала через что ей пришлось пройти и все же выйти сухой из воды. И по сравнению с теми временами «жизнь в сортире» могла показаться почти что курортом.

Мой курорт…

Я тут почти как барыня…

Как сыр в масле катаюсь…

Вот это самое Наталья Грачковская внушала себе каждый раз, вздыхая, натягивая на руки резиновые перчатки и беря в руки скребок для придания раковинам блеска.

Я тут сама себе хозяйка, а черной работы я не боюсь…

Они тут только ссут…

До всего остального им нет никакого дела.

Тут меня не замечают – есть я, нет меня, и это хорошо, просто отлично.

Когда надо, я исчезну, а потом появлюсь…

Все эти мысли роились в голове Натальи Грачковской, когда она начинала свою воскресную уборку.

В туалеты заходили дамы из числа покупательниц. Хлопали двери кабинок. Наталья драила мраморный пол и поглядывала по сторонам.

Сортир – это зеркало жизни, это ее изнанка. Многие дамы входили сюда с серьезными, озабоченными лицами. Ныряли в кабинку. И выходили оттуда потом радостные, сияли словно солнышко красное.

Это оттого, что наступило облегчение.

Физическое облегчение.

Будто внутри разжимаются медленно-медленно какие-то тугие страшные тиски.

В таких вот тисках Наталья ощущала себя все последние годы.

Чувство ненависти зрело там, в глубине души, словно гной.

Когда Наталья выходила во внешний мир, что когда-то вытолкнул, исторг ее из себя, отняв все, она чувствовала, что ненависть – внутренний гной – захлестывает ее до предела.

И только тут, в этих стенах, в сортире, что стал ее прибежищем, ее маленьким мирком, этот вздувшийся гнойник ненависти как-то опадал.

Не рассасывался, нет. Но на короткие мгновения утихал.

В своей прошлой жизни школьной учительницы Наталья Грачковская славилась аккуратностью и методичностью во всем. Эти навыки помогали и здесь, в сортире, в борьбе за чистоту.

Да, если бы кто-то когда-то где-то проводил конкурс на лучший туалет, то сортир торгового центра занял бы четвертое место – Наталья Грачковская при этом бы постаралась ввести его хотя бы в первую тройку. Как она когда-то старалась, чтобы ее ученики – школьницы в особенности и школьники – всегда входили в тройку лучших по всем показателям.

Но в сортире была иная система ценностей, чем школьные баллы и показатели успеваемости. Тут все зависело от того, как быстро в кабинках меняются рулоны туалетной бумаги и как быстро опорожняются