Игра по-крупному - Фридрих Незнанский

А мне надо браться за дело, которого я даже в глаза не видел.

— Там есть хоть свидетели? — спросил я. — Или они тоже чьи-то люди?

Самед прикрыл глаза и покачал головой, что означало: свидетелей нет.

Ладно, дело знакомое, обойдемся без свидете­лей.

— А хоть какие-то вещдоки, отпечатки пальцев, хоть что-то там есть?

Он пожал плечами.

— Поймите меня правильно, Александр Бори­сович, — сказал он. — Я могу показать вам дело лишь после того, как вы дадите согласие. А не до того. Мне следовало сказать вам об этом сразу, но, по-моему, это было уже оговорено с господи­ном Меркуловым... — Он посмотрел на Костю, тот согласно кивнул. — Вы вправе взять с собой сотрудников каких пожелаете, у них будет тот же статус, что и у вас.

Я почему-то тут же подумал о Ларе Колесни­ковой. Вот бы снять с ней на пару номер люкс в каком-нибудь «Интуристе». В том, что в Баку наверняка имеется гостиница «Интурист», я не сомневался.

Но тут же отбросил эту мысль. Я же собирался втянуть в эту историю Витю Солонина. А Лара, поди, забыла про меня за время моего долгого отсутствия. Я бы на ее месте забыл. Не тот я рыцарь на белом коне, по которому сохнут до гробовой доски.

— Мы обсуждали с вами, Самед Асланович, и другой вопрос, — сказал Костя. — Я говорю о легенде для господина Турецкого. Исключено, что он поедет к вам под своим именем.

Лицо хозяина кабинета сразу стало кислым. Явный лодырь, подумал я неприязненно, навер­ное, сразу представил себе, как заскрипит от не­удовольствия проржавевшая чиновничья маши­на, которую надо постоянно подмазывать. Охота им заниматься моим новым паспортом, моей ле­гендой... Но Костя прав. Только под чужим име­нем. Питер усек это сразу. Для профессионалов здесь нет вопросов. Только под чужим именем. Именно так. Я просто не с того начал.

— Собираетесь ли вы менять внешность? — спросил Самед.

— Еще чего! — воскликнул я.

— Подумаем... — сказал Костя, погасив мое возмущение. — Мы обсудим в своем кругу, как именно это сделать.

— Думаю, этот вопрос будет решен положи­тельно, — важно сказал Самед. — Хотя непонят­но, чего вы так этого боитесь.

— Есть чего опасаться, — сказал я. — Речь идет не о моей шкуре. Речь идет о тех, кого я сейчас представляю. И не будем больше это об­суждать... Итак, я хотел бы посмотреть это дело.

— Можно ли вас понимать так, что вы соглас­ны? — спросил Самед, облегченно вздохнув.

— Да, — сказал за меня Костя Меркулов.

— Но хотя бы своими словами немного об этом деле, — попросил я, испытывая вместе с хозяином кабинета какое-то облегчение. Кости- но «да» как бы освободило меня от сомнений.

— Произошло это на площади Ахундова, почти в центре, возле памятника поэту. Три ма­шины, как я уже сказал, обогнали машину моего троюродного брата, Алекпера. Притормозили, взяли в клещи.

— Ну да, две «девятки» цвета мокрого асфаль­та, — вспомнил я. — Вы уже говорили. И «воль­во» белого цвета. На какой же машине следовал ваш родственник?

— Прежде всего — это родственник нашего Президента. — Впервые за всю беседу в глазах моего собеседника появилась жесткость. Он даже свои пухлые губы каким-то образом вытянул в ниточку.

— Мне это, чтоб вы знали, абсолютно все равно, — сказал я. — Если я берусь за дело, то сразу отметаю в сторону, кто кому дядя или свояк. Придет время — поинтересуюсь. Итак, по­вторяю вопрос: на какой машине следовал к месту события ваш родственник? Ваш. Когда буду обсуждать это с вашим Президентом, спро­шу у него то же самое.

— Он был в шестисотом «мерседесе», — отве­тил Самед Асланович. Мол, еще спрашивает! В какой другой машине мог находиться столь важ­ный человек?

— Бронированный? С охраной? А испугался каких-то «Жигулей» цвета мокрых куриц?

Костя громко хмыкнул и покачал головой.

— Я вас предупреждал, — ответил он на жа­лобный взгляд хозяина кабинета. — У Александ­ра Борисовича необычная форма разговора. При­дется к ней привыкать. И лучше отвечать как есть, если желаете помочь делу. Если вам, Самед Асланович, подобная форма разговора кажется неуместной, тогда лучше сразу прервемся до по­лучения документов...

Самед задумался. Он очень хотел стать чрез­вычайным и полномочным послом именно здесь, в Москве. Это было видно по его глазам.

В Париже он бы чувствовал себя неуютно. В Париже не перед кем красоваться, не перед кем надуваться от важности, что Президент — трою­родный дядя. В Москве на это пока клюют. И тот факт, что он провел здесь свое детство, конечно, имеет значение.

— «Мерседес» был бронированный, — сказал он. — Но водитель не хотел лишних жертв. Сбе­жались зеваки, собралась толпа...

— Ну да, думали, что снимается кино, — кив­нул я. — Толпу часто одолевает просто любопыт­ство, пока не прольется первая кровь.

— А разве нельзя было прибавить газу? «Де­вятка» от «мерседеса» отлетела бы, как биллиардный шар от кия, — сказал Костя.

Вопрос был праздный. Ни водитель, ни трою­родный братец никакой решающей роли в том столкновении не играли. Дело было в другом. В «черном золоте», мать его так!

У меня давно была мечта посмотреть в глаза нашим академикам-атомщикам. Ну где ваша уп­равляемая термоядерная реакция, которую вы все время обещаете? Благодаря которой нефть пере­станет смешиваться с кровью. Откройте ее нако­нец!

А то ведь Аллах распорядился так, что наделил этим нефтяным богатством своих правоверных, которые и не знали бы, что с ней делать, если бы неверные не изобрели свои двигатели внутренне­го сгорания и прочие ракеты. И вот сталкиваемся лбами... Неверные им — ракеты и самолеты, «мерседесы» и «кадиллаки», а они им — свою нефть...

Замечательно все продумал Аллах. Наш Иего­ва, или Саваоф, спохватился поздно. Сунул, что осталось — нефть в труднодоступных местах: в тундре, в ледяных морях... И вот неверные идут на поклон к иноверцам. А те пользуются этим обстоятельством, надрываются, пересчитывая пачки долларов. И посмеиваются над белыми спесивцами, полагающими, будто этот мир со­здан для них.