Искатель, 1999 №4 - Рут Рэнделл

— Говорит, что не знает, как ему быть. Энн никогда прежде не уезжала, не оставив записки. Энн — то, Энн — сё. Как будто она была опекуншей собственного братца.

Сержант был человеком словоохотливым. Интересно, подумал Верден, насколько много отсебятины Кэма в пространных причитаниях Руперта Марголиса?

— Старший инспектор здесь? — спросил он.

— Вон идет, сэр.

На Уэксфорде было пальто. То самое безобразное серое пальто, которое никогда не сдавали в чистку. И цвет, и фактура мягкого материала делали Уэксфорда еще больше похожим на слона, особенно сейчас, когда он тяжело спускался по лестнице, засунув руки в глубокие карманы, которые оттопыривались и сохраняли форму здоровенных кулаков старшего инспектора, даже если самих кулаков в них не было.

— Идете искать кормушку, сэр? — спросил Верден.

— Вообще-то можно и закусить, — Уэксфорд толкнул дверь. Та застряла, и ему пришлось толкнуть ее еще раз. Кэм со злорадной ухмылочкой повернулся к пишущей машинке.

— Есть новости? — поинтересовался Верден, когда они очутились среди ваз с гадючьим луком и угодили под порыв ветра.

— Ничего особенного, — отвечал Уэксфорд, плотнее натягивая шляпу на голову. — Обезьяна Мэтьюз на свободе.

— Неужели? — произнес Верден, подставляя ладонь под первые капли холодного дождя.

Если в пятницу утром старший инспектор Уэксфорд сидит за своим столом розового дерева и читает приложение к «Дейли телеграф», значит, жизнь в Кингзмаркхэме сделалась еще скучнее, чем обычно. Перед инспектором стояла чашка чая, калорифер приятно гудел, серые домотканые шторы были наполовину задернуты, и Уэксфорд не видел секущих струй дождя. Поправив лампу на струбцине, чтобы свет падал на страницу, инспектор пробежал глазами статью о пляжах Антигуа. Его маленькие зрачки цвета кремния весело сверкали, когда взор задерживался на какой-нибудь особенно яркой рекламе одежды или аксессуаров. Инспектор был облачен в серый двубортный костюм с пузырями под мышками и оттопыренными карманами. Он переворачивал страницы и чувствовал легкую скуку. Уэксфорда не интересовали кремы «после бритья», помады для волос и здоровые диеты. Дородный и грузный, он, тем не менее, был крепок и силен. Но вот лицом не вышел. Уэксфорд напоминал Силена с коротким пухлым носом и широким ртом. Если верить классикам, Силен был постоянным собутыльником Бахуса, но инспектор Уэксфорд не мог похвастаться такой близостью к божеству, поскольку лишь изредка заглядывал в «Оливу и голубь» в обществе Вердена и всегда ограничивался одной пинтой пива.

Когда до конца журнала оставалось каких-нибудь две страницы, Уэксфорд наткнулся на статью, которую счел достойной внимания. Он не был неотесанным мужланом, а с недавнего времени начал интересоваться новомодным видом капиталовложений — покупкой живописных полотен. Когда в кабинет вошел Верден, старший инспектор рассматривал цветные фотографии двух картин и их создателя.

— Похоже, все тихо, — заметил Верден, поглядывая на приложение к «Телеграф» и груду писем на столе Уэксфорда. Зайдя за спину старшего инспектора, он тоже принялся глазеть на журнал. — Мир тесен, — продолжал Верден. Что-то в его голосе заставило Уэксфорда поднять голову и вскинуть одну бровь. — Этот парень вчера заходил сюда. — Инспектор ткнул пальцем в лицо на фотографии.

— Кто? Руперт Марголис?

— Он ведь художник, верно? Я-то думал, просто стиляга.

Уэксфорд усмехнулся.

— Тут говорится, что он — двадцатидевятилетний гений, и одну из его картин — «Там, где начинается ничто», недавно приобрела галерея Тейт. — Старший инспектор просмотрел колонку текста. — «Марголис, чье полотно «Портрет грязи» было написано в пору возникновения Театра жестокости, использовал не только масляные краски, но также угольную пыль и чайный лист. Он работает в разных техниках и любит выявлять свойства веществ, перенося их в, казалось бы, неподобающие им места». И так далее в том же духе. Ну, ну, Майк, не стройте такую мину. Давайте не будем зашоривать глаза. Зачем он сюда пожаловал?

— За домработницей.

— О, так мы теперь — бюро добрых услуг? «Веники и тряпки Вердена»?

Инспектор рассмеялся и вслух прочел абзац, на который указывал толстый палец Уэксфорда:

— «Некоторые наиболее блистательные работы Марголиса — итог двух лет, проведенных в Ибизе, но весь последний год художник и его сестра живут в Сассексе. Марголис творит в студии, которой более четырех сотен лет. Она размещается в перестроенной гостиной коттеджа «Под айвой» в Кингзмаркхэме. Именно здесь, под усыпанной кроваво-красными ягодами айвой, после шести месяцев жестоких мук творчества художник дал жизнь своему шедевру, который сам он в шутку называет «Ничто».

— Звучит весьма жизнеутверждающе, — сказал Уэксфорд. — Но это не для нас, Майк. Мы не можем позволить себе породить ничто.

Верден устроился в кресле, положив на колени журнал.

— Очень занятно, — сообщил он. — «Анита — бывшая натурщица и веселая девушка из Челси. Ее часто видят на Хайстрит Кингзмаркхэма, куда она приезжает за покупками на белом спортивном «Альпине»… Что до меня, то я ее ни разу не встречал, иначе, наверное, запомнил бы. Но слушайте: «Этой изящной смуглянке двадцать три года, у нее обворожительные зеленые глаза. Именно она изображена на полотне Марголиса «Энн», за которое один южноафриканский коллекционер предлагал художнику две тысячи фунтов стерлингов. Преданность сестры служит Марголису неиссякаемым источником вдохновения. Именно благодаря ее заботе он создал свои лучшие произведения, и, говорят, шесть месяцев назад сестринская любовь стала причиной расторжения помолвки Аниты с романистом и поэтом Ричардом Фэрфэксом».

Уэксфорд поглаживал пальцами стеклянную статуэтку, недавно прибывшую в участок в комплекте с письменным столом и шторами.

— Почему бы вам не покупать «Телеграф» самому, если вы такой любитель чтения? — ворчливо спросил он.

— Я читаю лишь потому, что тут написано о нашем городе, — ответил Верден. — Странное дело: вокруг происходит столько событий, а ты — ни сном ни духом…

— В тихом омуте… — нравоучительным тоном изрек Уэксфорд.

— Не знаю, как насчет омутов, — сказал Верден, которого коробило, когда кто-то пренебрежительно отзывался о его родном городе, — но эта девица и впрямь чертовка. — Он закрыл журнал. — Изящная смуглянка с обворожительными зелеными глазами. Едет на вечеринку и не возвращается…

Уэксфорд бросил на него тяжелый пронизывающий взгляд. Вопрос старшего инспектора прозвучал как сухой треск выстрела:

— Что?

Верден удивленно вскинул голову.

— Я сказал, что она поехала на вечеринку и не вернулась домой.

— Это я слышал, — к раздражению старшего инспектора начала примешиваться тревога, голос зазвучал резче, игриво-насмешливые нотки исчезли, и Уэксфорд мгновенно насторожился. — Я знаю, что вы сказали. Но не знаю, почему. Откуда вам известно, что она не вернулась?

— Как я уже говорил, этот гений заглянул к нам в поисках домработницы. Мало-помалу они с Кэмом разговорились, и он сказал,