Лебединая песня. Любовь покоится в крови - Эдмунд Криспин

Правда, репетиции под фортепиано прошли более или менее гладко. Неприятности начались, когда подключился оркестр. Тогда же случился один инцидент, о котором следует рассказать.

В понедельник репетиция закончилась последней сценой третьего акта. В шесть исполнители разошлись. В репетиционном зале остались лишь Джоан Дэвис и Пикок, чтобы обсудить кое-какие особенности ее партии. В семь они распрощались. Пикок ушел, а Джоан поднялась в свою гримерную одеться. Проходя мимо гримерной хористок, дверь которой была открыта, она увидела следующую сцену: пьяный до невменяемости Шортхаус повалил молодую девушку и пытался ее раздеть. Надо сказать, что в последние дни Эдвин Шортхаус, как говорится, не просыхал, хотя на его исполнении это не отражалось. Пел он всегда великолепно. Девушку звали Джудит Хайнс. Она была хористка и осталась в гримерной, чтобы заняться своим костюмом. Он ей плохо подходил.

Джудит сопротивлялась, но перевес оказался на стороне грузного пьяного Шортхауса. Джоан пришлось вмешаться. Женщина она была крепкая и не из слабонервных. Какие меры Джоан приняла, уточнять не будем. Важно, что Шортхаус успокоился. Повалился на бок и затих.

Джоан посмотрела на девушку, которая судорожно оправляла платье.

— Он вам ничего не повредил, дорогая?

— Нет-нет, спасибо, — смущенно проговорила Джудит. — Страшно подумать, что могло произойти, если бы не вы. — Она вдруг испуганно посмотрела на лежащего Шортхауса. — А он не?..

Джоан усмехнулась:

— Не беспокойтесь, с ним все в порядке. Дышит. Правда, испарения такие, что хоть противогаз надевай, но это уже другое дело. А вы уходите поскорее домой, так будет лучше.

Джудит засуетилась:

— Да, да, я сейчас. — Она замолкла, а затем, запинаясь, добавила: — Не знаю, как вас отблагодарить, но, пожалуйста, никому об этом не рассказывайте. Я вас очень прошу.

Джоан нахмурилась:

— К сожалению, сейчас уже поздно искать Эдвину замену, а то я бы обязательно настояла, чтобы его убрали из труппы.

— Нет, не надо, — проговорила Джудит со странной горячностью. — Мне будет очень стыдно, если люди узнают.

— Стыдно? — удивилась Джоан. — Но вас не в чем упрекнуть, дитя мое.

— Ну просто стыдно… я не знаю. Очень вас прошу, обещайте никому не рассказывать.

Джоан пожала плечами:

— Хорошо, не буду, раз вы так просите. — Она помолчала. — Где вы живете? Я хочу вас проводить, если это не далеко.

— Вы очень добры, но, право, не стоит беспокоиться.

— Пойдемте, — сказала Джоан, — мне полезно прогуляться.

— А что с ним? — Джудит показала на лежащего Шортхауса.

Джоан махнула рукой:

— Пусть полежит, проспится. Правда, потом он снова напьется, но нас это не касается. Надевайте пальто.

По дороге Джудит призналась Джоан, что «ухаживания» Шортхауса начались одновременно с началом репетиций. А ей было неловко слишком резко его отталкивать. Как же, знаменитый певец. Кроме того, у нее есть молодой человек, тоже из хора, но он музыкант. И не простой, а композитор. Недавно закончил работу над оперой, и Шортхаус обещал кое-какое содействие.

— О, моя дорогая, — со вздохом проговорила Джоан, — советом могут помочь многие. И я, и Адам. А вот что касается постановки, то тут надо искать помощи у мультимиллионера.

Возвращаясь в отель «Булава и скипетр», Джоан думала о Шортхаусе. Этот человек планомерно разрушал себя и скоро мог дойти до точки, когда уже не смогут выручить ни голос, ни артистические способности. Конечно, хорошо бы за сегодняшнюю проделку исключить его из труппы, но обещание есть обещание.

В конце концов она была вынуждена его нарушить под давлением обстоятельств, о которых речь пойдет дальше.