Удача - Борис Седов

– Вы что, не знаете, кто я такой?

– Это не ответ. Повторяю вопрос – кто вы? Я допил пиво и задумался.

– Не пытайтесь дать готовый и окончательный ответ, – прозвучало под потолком, – он в любом случае будет неверным. Советую вам – думайте вслух. Вы можете верить мне. Быть наставником – высокая честь, и я ни в коем случае не преследую низкие цели, направленные вам во вред. Итак – кто вы?

В камере настала тишина, и я задумался. Кто я?

Вопрос, конечно, интересный… Я открыл вторую бутылку пива и, глотнув из нее пару раз, сказал:

– Ну, человек, руки-ноги-голова. А еще кто? Наставник молчал.

Думать вслух я не собирался, да и сказать-то было нечего. Разве что – я, мол, вор в законе? Ну да, когда-то я считался вором в законе, но сам-то я плевать хотел на это, да и про воровские понятия забыл уже давно, они для меня не больше, чем детские правила игры в казаки-разбойники…

Преступник? Но преступление определяет закон, а закон, как известно, придумывают люди. Так что, если они придумают, что чесать левой рукой правое ухо – преступление, то половина народу тут же станет преступниками.

Злодей? Вряд ли, потому что я ни разу не убил человека, не угрожавшего мне, а любой, кто отстаивает свою или чужую жизнь с оружием в руках, вовсе не убийца, а воин…

Богач? Ну да, богач, только это никак не характеризует самого человека. Да и богатства мои были сейчас далеко от меня.

Искатель приключений? Возможно, но только с небольшой добавкой – на свою задницу. Это было уже гораздо ближе к теме, и я вспомнил, как Наташа, бывшая когда-то моей любимой женщиной, говорила мне, лежа на берегу Эгейского моря:

– … ты похож на клиента психиатрической клиники, у которого тяжелый случай помешательства. И помешательство это выражается в том, что он хочет покончить с собой наиболее дорогим и сложным способом, причем ему обязательно нужно, чтобы в этом участвовало как можно больше людей и было как можно больше зрителей. А я – попросту медсестра, которая не спускает глаз с этого буйного пациента и то стаскивает его с подоконника, то отнимает у него опасную бритву, то перерезает веревку, которую он уже приспособил на крюке для люстры…

А потом, в лондонском миллионерском кабаке она, напившись красного, как кровь, вина, сказала:

– … и тогда остается то, что у нас просто свербит в заднице, и мы хотим приключений. Вот что остается. Вообще-то, все, что бы люди ни делали, они делают ради собственного удовольствия. И подвиги совершают, и предают, и детей плодят, и убивают, все – ради своего собственного удовольствия…

Я вздохнул и глотнул пива.

Наверное, она была права, и у меня попросту свербит в заднице.

Но ведь как свербит! И не угомониться мне, несчастному! Денег – вагон. Пластическую операцию сделал. Живи где хочешь, занимайся чем угодно, хоть балетную школу открывай, если в голову взбредет! Нет, лезу куда не звали…

Но, с другой стороны, я ведь не могу спокойно смотреть на то, как всякие подонки готовят людям пакости! Что же мне, в какие-нибудь органы идти?

При мысли об этом меня аж передернуло.

Помнится, по ранней молодости я сдуру приперся в отделение милиции и говорю – давайте я у вас буду художником-оформителем работать, плакаты рисовать агитационные. А главный мент мне отвечает – давай, но только сначала поступи к нам в милицию работать, как положено, а когда будет нужно, мы будем тебя от службы освобождать, чтобы ты рисовал нам транспаранты.

Я оттуда так дернул, что мент, наверное, долго удивлялся – как это так, только что стоял человек, и вдруг исчез. А меня тогда такая смертельная тоска охватила, будто во вселенной жизнь отменилась, не меньше…

Так что же мне делать?

Я глотнул еще пивка, и тут вспомнил, как Наринский сказал мне, что я – Игрок.

А потом и Рита сказала:

– Ты сильно вырос. Ты стал слишком самостоятельной фишкой, и незря Наринский сказал тебе, что ты – Игрок. Это не совсем так, потому что ты не знаешь еще Правил Игры, ты ведешь себя, как тебе заблагорассудится, а мы, Игроки, подчиняемся этим правилам, и, уверяю тебя, более жестких правил нет нигде в мире. Ты должен быть Игроком, но сам этого еще не понял. И мне предстоит убедить тебя в этом…

Вот оно как получается…

Я посмотрел на потолок и сказал:

– Вы только что сказали мне, чтобы я не давал готовых и окончательных ответов. Я понял, что вы имели в виду. А если я все-таки дам вам такой ответ, и он не будет устраивать вас, что тогда?

Наставник молчал некоторое время, потом ответил:

– У вас хорошая реакция, Константин. Я вижу, что вы уже поняли, о чем идет речь, и нам не придется вести длительных бесед. Поэтому, прежде чем вы дадите мне ваш окончательный ответ, я вкратце обрисую вам ситуацию. Очень коротко. Вы готовы выслушать меня?

– Да, я готов, – ответил я.

Я уже понял, о чем будет идти речь, а также понял и то, что у меня нет выхода. И теперь весь разговор был для меня пустой формальностью. Если Наставник хочет произнести свою речь – пусть произносит. А я послушаю. И увижу – соответствует истинное положение дел тому, что я представляю себе, или не соответствует.

В потолке снова щелкнуло, и Наставник заговорил:

– Вы стали слишком выдающейся социальной единицей, чтобы можно было позволить вам действовать дальше самостоятельно. Есть люди, которых можно не трогать, но такие, как вы, неминуемо влезают в самую высокую политику, причем свойства их личности приводят к тому, что дело заканчивается социальными потрясениями и миллионами трупов. Некоторых из вас приходится насильственно нейтрализовывать, вплоть до физического уничтожения, а некоторым мы предлагаем быть с нами, потому что они представляют из себя ценность для Игроков, а значит, и для всех остальных людей.

– Вы имеете в виду – для всего человечества, что ли?

– перебил я его, саркастически усмехнувшись.

– Примерно так, – ответил Наставник, – но только не лично и персонально, как некий мессия в сиянии славы, а как один из многих людей, которые занимаются очень тяжелой и очень грязной работой.

– Понятно. Я понял, чего вы хотите. Тогда слушайте мой готовый и окончательный ответ. Вы спросили меня

– кто я такой. Отвечаю – я Игрок. Довольны?

Ответом было молчание.

– Вы меня слышите? – спросил я, глядя в потолок. Ответа не было.

– Ну и черт с вами, – пробормотал я и, допив пиво, почувствовал, что первая бутылка уже дошла до мочевого пузыря.

Выполнив требование организма, я завалился на матрасик, закинул руки за голову и, закрыв глаза, стал думать о том, что сейчас происходит там, где сидит перед микрофоном Наставник. Воображение рисовало совершенно дурацкие картины, похожие на то, что можно увидеть в каком-нибудь американском фильме.