Улыбка химеры - Татьяна Юрьевна Степанова

упаковала деловой костюм (для офиса), затем настала очередь вечерних туфель и платья, на домашнем жаргоне называемых "драгоценным В.А.": "не то чтобы супер, но все же - ах". Слегка задумалась Катя над батником и длинной юбкой - брать, не брать? И тут точно по волшебству в комнате вспыхнул свет: разбуженный Кравченко включил ночник.

- Так, - изрек он, - как прикажете понимать? Развод и девичья фамилия?

- Представляешь, что-то вдруг проснулась… не спится, и вспомнила, что гору вещей в чистку надо тащить, - Катя скоренько закрыла "молнию" на сумке, - и твои тоже вещи… А утром я бы точно впопыхах забыла, ворона. Ну, и решила встать и сразу собрать все. Я тебя разбудила, да? Бедненький. Ну прости. Спи, рано еще - жуть, я сейчас сама лягу.

Кравченко заворочался на диване. Откинул одеяло.

- Ну, что еще такое? - строго повысила голос Катя. - Что такой недовольный вид, а?

- Ничего себе! Просыпаешься среди ночи, а жена - пожалуйте, тайком вещи пакует. И еще моим видом недовольна.

- Я же объясняю - это все в чистку. Ну, Вадичка, - Катя вернулась в кровать, нырнула под одеяло, притянула Кравченко к себе.

- Правду, Катька, иначе убью. Одну только правду. Куда собралась?

- Никуда. Это для дела маскарад, - вздохнула Катя, еще теснее прижимаясь к родной широкой груди "драгоценного В.А.". - Убийства у нас. Два уже. Какая-то история паршивая. Меня наши попросили с одной стороны свидетельницей поработать.

- Где убийства?

- В каком-то казино "Красный мак", - ответила Катя.

- Это который на Рублевке? - Кравченко присвистнул, из чего Катя заключила, что про место это он слышал. - А что за свидетельница?

- Сестра одного из убитых и подружка одного из подозреваемых. Представляешь - коктейль страстей? И в казино она вхожа. Ну, сам понимаешь, Вадичка, с такой познакомиться, чтобы в контакт войти, выглядеть надо соответственно. Не полосатым жирафом. Для того и вещи на работу беру. Сама не дотащу столько, ты уж, пожалуйста, подвези меня утром, ладно?

- Ты бы еще больше чемодан набила. Ну, девки, даете! - Кравченко снова присвистнул. - Когда же тебя домой сегодня ждать?

- Понятия не имею, скорее всего задержусь. - Катя доверчиво поцеловала Кравченко в шею. - Спи, золотко, рано еще. Потуши свет.

Кравченко погасил ночник.

- Ненормальная, - сказал он, - авантюристка.

Катя ощупью в темноте нашла его губы и накрыла их ладонью.

- Ненормальная, - повторил он, - и я тронутый, что все это слушаю и позволя… И не смей меня целовать, не смей мне рот затыкать, я еще не все тебе сказа…

Пресечь эти дерзости оказалось легко. Даже легче, чем можно было представить.

Весь день на работе Катя провела в ожидании. Поглядывая то на телефон, то на сумку в шкафу. Вот сейчас позвонят из розыска, объявят о начале операции, изложат вкратце обстановку, и она сразу же решит, как лучше одеться. Но прошел час, второй, третий. Миновал обеденный перерыв, прошло еще два скучных длинных часа и…

И Катя начала злиться. Да что это такое! Сидишь тут как на привязи целый день, ждешь неизвестно чего! А тут своей работы невпроворот. А вдруг эта импровизация у них в отделе убийств месяц будет созревать? Что же она, вот так целый месяц и должна будет возле шкафа сидеть, ждать? Ну ладно, дело житейское, не клеится там чего-то сегодня у них с этой фигуранткой, ну так позвоните, сообщите - так, мол, и так. Что, у Колосова телефона, что ли, под рукой нет? Ведь сам втянул ее, а теперь…

Катя кинулась звонить в кабинет Колосова, затем ему на мобильный. Телефон в кабинете не отвечал. А мобильник был занят, занят. "Трепло несчастное!" - Катя бросила трубку.

Рабочий день закончился. Сотрудники главка бодро потянулись к выходу. А Катя села на подоконник в опустевшем кабинете пресс-центра и уныло уставилась в окно на темный заснеженный Никитский переулок и гаснущие одно за другим окна Зоологического музея напротив. Про себя она решила: он меня просил задержаться, задержусь до восьми. Потом все, хватит. Не ночевать же тут.

Без четверти восемь она, злая и уставшая, начала лениво одеваться. Уже искала ключ закрыть дверь в кабинете, как вдруг истошно зазвонил телефон.

- Катя, добрый вечер, я внизу. Вижу, что у вас свет горит, спасибо, что задержалась. Давай спускайся быстро. Едем сейчас в один бар. Таураге там. По пути решим, как лучше взять ее в разработку.

Катя даже слова вставить не успела - Колосов уже дал отбой. Она сбросила шубу, схватила сумку из шкафа. Ладно, сдвинулось дело, а кто старое помянет… Итак, он сказал "бар". Таураге там. Что за бар? Может, ночной клуб? Какой? Танцевальный, модный, кислотный, закрытый? Никите, видимо, все равно, а ведь это важно. Атмосфера в таком тонком деле вещь первостепенная.

Катя выбросила вещи из сумки, задумалась на секунду и остановила выбор на платье. Кинулась к зеркалу поправлять макияж. Набросила шубу, сунула под мышку вечерние туфли - в машине переобуется. Не заявляться же в платьице-стрейч и зимних сапогах в этот гадючник! Бегом спустилась по лестнице, впопыхах нашаривая на дне сумки флакончик духов.

Она и понятия не имела, что ее ждет, как произойдет ее знакомство с этой Эгле Таураге и что вообще дадут для раскрытия убийств эти странные "смотрины", затеянные Никитой.

В колосовской "девятке" на заднем сиденье развалился какой-то сумрачный молодой великан. Судя по черной рубашке, подбритому затылку, массивной позолоченной цепи на запястье и припухшим от алкоголя глазам - типичный браток средней руки.

- Знакомься, Катерина Сергеевна, это - старший оперуполномоченный Скарабеевского ГОМ Иван Биндюжный, - представил его Никита. - Мы тут с ним вдвоем кое-что придумали. Тут лучше всего не мудрствовать, а действовать по аналогии.

Катя посмотрела на Биндюжного, как кролик на удава: если такие милиционеры-сыщики, то какие же, извините, братки? Он пожал ее протянутую руку так осторожно, точно она была стеклянная.

- Наблюдение за квартирой Таураге ведется, - сказал он, хмуро и значительно поглядывая на Катю. - Никуда она не отлучалась за эти дни, даже на телефонные звонки не отвечала. А сегодня вдруг днем приехала в отдел, к нашему начальнику. Просила, чтобы Газарова отпустили, клялась, что он невиновен в смерти ее брата. Алиби даже ему какое-то стала лживое выдумывать. Ну, из отдела ее вежливенько спровадили с этими небылицами: мол, следствие все покажет. Она в Москву вернулась, по улицам бродила. Сейчас она в баре зависла на улице Суворова. Пьет