Шпион из Калькутты. Амалия и генералиссимус - Мастер Чэнь

Торжественный день пришел. Помню, как покидая спешно «Кокосовую рощу» на Стоунер-роуд, я вдруг в панике подумала: а если работа Тони окажется полностью бесполезной, и сегодняшний доклад его — пустым?

То и в этом случае я найду вас, господин поэт, сказала себе я, просто буду действовать еще осторожнее.

Еще помню, что утром я так торопилась, что почту — два письма и одну бандероль — взяла с собой, и засовывала их в сумочку на ходу. При этом посматривала через забор вправо, где жили мои полицейские друзья, и где улавливалось какое-то движение: ама вывешивала сушиться длинные, некитайского размера мужские штаны и рубашку. Плантатор еще здесь? Может, ему уже некуда возвращаться — еще одна плантация разорилась?

Трава и цветы в это утро пахли особенно сладко, а безымянный кот примеривался к забору, разделявшему меня и Джереми с Дебби, рассчитывая взлететь на него одним прыжком.

Кажется, будет жаркий день.

— А ты знаешь, что в «Колизеуме» теперь меряют время двумя неравными отрезками — до стрельбы в баре и после? — спросила Магда, встречая меня внизу, среди пустых столиков, хрустящих скатертей и салфеток, выстроенных в полутьме белыми пирамидами. — Мы теперь — часть их истории. Спасибо за констебля, его присутствие в коридоре как-то все же успокаивает. И, помня вчерашний разговор, покажи-ка, дорогая, свое оружие, если оно у тебя вообще есть.

Оружие? У меня? Тут я вспомнила, что ведь было что-то такое. И полезла в сумку, просовывая руку между утренней почтой и пудреницей.

— Это что, зажигалка? — издала Магда непристойный звук, ознакомившись с подарком от Робинса. — Если только чтобы застрелиться. Заряженный, к счастью. В полном порядке. А предохранитель ты специально держишь спущенным?

Боже ты мой, у этой штуки есть еще и предохранитель. Хорошо, что она не выстрелила мне куда-нибудь в ногу, когда я, например, летела в канаву. А то, что он в порядке — интересный факт.

Мы двинулись наверх, стуча в гулкой пустоте полутемной залы каблуками. В комнату к Тони Магда ввела меня, как адъютант. И сразу попросила моего разрешения, чтобы Тони докладывал лежа: рана начала заживать и чесаться, что создавало новые неудобства.

Это был действительно серьезный день: Магда сидела в кресле в углу в легком утреннем платье бледно-зеленого цвета, подчеркивавшем веснушки и тот факт, что все-таки она была рыжей до того, как стать вечной блондинкой. Тони лежал на кровати в большой, плотной рубашке из какой-то индийской ткани, и из застенчивости даже не снял мягкие кожаные туфли — они торчали между прутьями никелированной спинки.

Я подумала, что сейчас что-то в моей жизни кончится. Ах, если бы отложить это событие, еще раз прогуляться по Бату-роуд, где уже начинает сладко пахнуть горячим маслом жаровень, в соседнем синема опять новый фильм, а я и старые не видела. Сзади обоих «Колизеумов» можно было бы просто пройтись, пока не так жарко, постоять под растущим там олеандром — он же франжипани, дерево китайских кладбищ. Голые мертвые ветки и веточки, а на них как бы вопреки всему торчат живые цветы и листики, лакированные, толстые. Цвет стволов — кофе-кремовый, цветы же какие угодно, от желтого до сиреневого. Маленькое чудо, а сколько таких чудес в этом городе.