Последний выстрел камергера - Никита Александрович Филатов

году, еще при жизни графа Бенкендорфа, — Карл Варнгаген никогда не сотрудничал с русской разведкой, однако же лично с покойным Александром Христофоровичем его связывали общие воспоминания о войне против Наполеона и о последующих дипломатических баталиях на Венском конгрессе. Очевидно, поэтому он не только с удовольствием принял у себя русского поэта, предъявившего рекомендательное письмо от старого боевого товарища, но и составил Тютчеву несколько весьма полезных знакомств. С тех пор они поддерживали отношения, которые порой, конечно, несколько выходили за рамки вопросов чистой литературы — однако не содержали в себе ничего предосудительного с точки зрения государственной безопасности Пруссии.

— Вот и я полагаю, что подобные подозрения безосновательны, — охотно согласился незнакомец. — Однако же если при вас имеются какие-либо послания из-за границы для господина фон Энзе… скажем, из Франции, от некоего Генриха Гейне… то я бы посоветовал вам от них поскорее избавиться.

Федор Иванович Тютчев едва удержался от того, чтобы сунуть руку в карман сюртука.

— Послушайте, я русский дипломат, камергер двора его императорского величества!

— Господи, да успокойтесь вы… — Незнакомец оглянулся по сторонам. Видно было, что он не любит привлекать к себе внимание. — Никто и не собирается посягать на вашу неприкосновенность.

— Кто вы такой, черт возьми? Что вам угодно?

— Меня зовут Вильгельм Штибер — честь имею представиться!

— Ах вот оно что…

Несмотря на то что встречаться с этим человеком лично Федору Ивановичу еще не приходилось, наслышан он был о нем предостаточно… Вильгельм Штибер родился в семье высокопоставленного прусского чиновника, после окончания юридического факультета попросился на стажировку в берлинский полицай-президиум и достаточно скоро занял там пост комиссара уголовной полиции. При расследований нескольких серьезных преступлений молодой сыщик проявил незаурядные аналитические способности и через некоторое время получил первое секретное задание — внедриться в ряды подпольной революционной организации. Задание это Вильгельм Штибер выполнил и даже перевыполнил — на основании добытых им компрометирующих документов все заговорщики были арестованы и осуждены на длительные сроки тюремного заключения.

В последующие годы Штибер подвизается на поприще адвоката по уголовным делам.

Благодаря своим связям в полиции он получает доступ к совершенно закрытым следственным материалам — и с успехом опровергает почти любое обвинительное заключение, добиваясь оправдания своих подзащитных. А это, в свою очередь, весьма способствует установлению нужных контактов адвоката Вильгельма Штибера с так называемым «цветом» немецкого криминального общества.

Во время уличных беспорядков 1848 года в Берлине король Пруссии Фридрих Вильгельм оказался на улице без охраны. Разъяренный народ был готов растерзать его, когда вдруг из толпы выскочил какой-то человек и завопил на всю улицу: «Смерть тирану! Долой короля!» Человек этот, по загадочному стечению обстоятельств оказавшийся Вильгельмом Штибером, успел затащить короля в какую-то подворотню, спрятал его — и в конце концов сопроводил в безопасное место.

Разумеется, король не забыл своего спасителя.

Вскоре Вильгельма Штибера восстанавливают на королевской службе, а затем ему присваивают титул полицейского советника. В его непосредственные обязанности входит негласное наблюдение за деятельностью международной организации Карла Маркса и за различными группами социалистов в Германии, Франции и Бельгии. Всего два года назад, во время промышленной выставки, полицейский советник Штибер осуществил в Лондоне великолепную агентурную операцию по раскрытию штаб-квартиры Союза коммунистов. Он не только за считанные дни обнаружил места собраний коммунистов, не только внедрил в их среду своего человека, но также выкрал или сфабриковал такое количество доказательств преступной деятельности заговорщиков, что их оказалось достаточно для целого ряда громких политических процессов.

— Между прочим, господин Тютчев, мы с вами в каком-то роде коллеги…

— Ошибаетесь, — поморщился Федор Иванович.

— А вот и нет! — Вильгельм Штибер словно и не заметил брезгливой гримасы собеседника. — Вы ведь стихи сочиняете, не так ли? Ну и я ведь когда-то занимался литературой, даже пару лет журнал редактировал…

— Неужели?

— Напрасно не верите.

Действительно, на этот раз Штибер сказал чистую правду — предусмотрительно умолчав лишь о том, что журнал, о котором он говорил, издавался Министерством внутренних дел Пруссии и предназначен был, так сказать, для сугубо ведомственного пользования.

Федор Иванович положил ногу на ногу и так повернулся на стуле, чтобы видеть лицо и глаза человека, заслужившего репутацию лучшего европейского провокатора.

— Слушаю вас, господин Штибер.

— Вы меня слушаете? — уточнил полицейский советник. — Странно, обычно, как правило, все происходит наоборот…

— Послушайте, милейший, я не настолько наивен, чтобы предположить, будто вы заявились сюда без приглашения для того, чтобы побеседовать со мной о классической немецкой поэзии. Никого из ваших сотрудников или агентов я поблизости тоже не вижу — значит, речь идет и не об аресте. Очевидно, вы имеете намерение о чем-то со мной поговорить. Причем приватно, без свидетелей… Ну так начинайте.

— Приятно иметь дело с серьезным человеком.

— Откуда, кстати, вам известно о моих встречах с Генрихом Гейне? — решил не упускать инициативу в разговоре Федор Иванович. — Вы следили за мной? Или кто-то донес?

— Если бы только мы следили… — покачал головой Вильгельм Штибер. — Вот, полюбуйтесь — это копия депеши французского посла в России Кастельбажака, датированная третьим июля. — Словно профессиональный карточный шулер, он извлек откуда-то из-под скатерти и выложил на стол несколько листов исписанной бумаги. — Читайте: «Русскому правительству необходимо сейчас опровергнуть мнение английской, французской и германской прессы, обрушившей на него единодушное осуждение! Для этого оно направило в Париж господина Тютчева с заданием „обработать“ французских журналистов… Он поддерживает отношения с некоторыми нашими писателями и журналистами, настроенными непростительно благосклонно к загранице и враждебно к правительству нашей родины… Его необходимо взять под наблюдение!» А вот что ответил ему спустя две недели руководитель восточного отдела Министерства иностранных дел Тувнель: «Я взял на заметку г-на Тютчева… и завтра же передам его под надзор полиции».

— Вот даже как? — Федор Иванович взял в руки следующий листок.

Судя по сопроводительным пометкам, это была копия, снятая с секретного донесения английского посла в Петербурге, адресованного министру иностранных дел лорду Кларендону: «Тютчев, бывший секретарь дипломатической русской миссии, но потом впавший в немилость, выехал, как стало известно, из Санкт-Петербурга три или четыре недели назад, чтобы проследовать в Париж. Я только что узнал, что он был послан туда правительством… Тютчев — человек, наделенный способностями, автор статьи в „Ревю де Дё Монд“, вызвавшей много споров. Создается впечатление, что в настоящий момент русское правительство прилагает большие усилия, чтобы оказать влияние на общественную прессу иностранных государств, и, как стало известно, израсходовало на это значительные средства».

— Ваша миссия в Париже не принесла никаких результатов, — с профессиональным сочувствием констатировал Штибер. — Теперь вы понимаете, отчего это произошло? О ней было известно еще