Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

class="p1">Обильный стол не радовал. В такой обстановке Кате кусок в горло не лез. Она ничего не ела. Видела, что и Артем Ладейников тоже почти ничего не ест.

А вот гости за всеми разговорами вкушали с аппетитом. Поминки все больше и больше походили на обычное застолье, где каждое новое блюдо встречали с радостным, хотя и тщательно скрытым нетерпением. Удивительно – собравшиеся были люди в основном весьма состоятельные и пресыщенные. Но вот насчет того, чтобы «пожрать», – тут почти никто не строил из себя «язвенников и трезвенников».

О «роли и работе полиции» вспомнил раскрасневшийся, явно находившийся в ударе от всеобщего внимания киношник – сморщенный, как кора старого дуба. Никаких слов сочувствия Игорю Вавилову он не произнес, он вообще, оказывается, не знал «про убитую жену полковника полиции». Он начал вещать об «экстремистских тенденциях в современном искусстве» и привел в пример Российскую империю, где «главными мишенями для критики и сатиры были поп и урядник». И стал предостерегать от повторения прошлых либеральных ошибок. Однако какие-то недоброжелатели тут же осадили его – причем очень изящно и тонко, – начав громко хвалить последний фильм Михалкова. И сморщенный, как кора дуба, киношник сразу поперхнулся заливным, затем побагровел словно от удушья, а потом тихо завял. Его терзала жгучая зависть, но он и вида не подавал, крепился.

В середине всей этой многоголосой какофонии у Игоря Вавилова, видно, не выдержали нервы. Он поднялся с бокалом и…

Он хотел говорить о своей погибшей жене, а не о попах и урядниках, кремлевских интригах, фильмах Михалкова и угандийской резидентуре времен застоя.

Катя читала это по его лицу – он хотел сказать им, всем собравшимся, о Полине, о том, какой она была, но…

В банкетном зале стоял гул голосов как в пчелином улье.

И в этот момент широко распахнулись двери, и шеф-повар Валера эффектно вкатил сияющую тележку, похожую на жертвенник богам, где курился на блюде коньячный фимиам а-ля фламбе.

Тележка звякнула. Голоса смолкли, все воззрились на шеф-повара Валеру – на одно лишь мгновение, но этого оказалось достаточно.

Повар Валера картинно протянул руку, указывая на свой кулинарный шедевр, но вдруг…

Лицо его исказила жуткая гримаса.

Дикий, почти первобытный коктейль эмоций – удивление, испуг, растерянность, благоговейный ужас, стыд, боль.

Он согнулся пополам, держась за живот обеими руками, и с хриплым воплем «мать твою!» рухнул на колени.

Тележка, дребезжа, покатилась вперед и, задев за край стола, опрокинулась на бок.

И тут…

Раздался придушенный вопль. Это вскрикнул как девственница пастозный старичок, подскочил на своем стуле чуть ли не до потолка и вдруг опрометью кинулся прочь из банкетного зала так, словно за ним, как за его обожаемым «Виссарионычем усатым», гнался весь двадцатый хрущевский съезд с разоблачениями культа личности.

И тут началось невообразимое. Некоторые гости тоже очень резво стали вскакивать и побежали, толкаясь в дверях. Другие, наоборот, сидели, будто пыльным мешком ударенные, с выражением тупого удивления на лице.

Кто-то кричал: «Вызовите «Скорую»!» – кто-то орал официанту: «Где у вас тут нужник, в смысле туалет?!»

И вот кто-то совсем уж заполошно воззвал к небесам: Господи, нас отравили!

В банкетном зале возник тяжелый тошнотворный запах экскрементов. Гости вскочили и со стонами и проклятиями начали штурмовать двери, пытаясь добраться до туалетов ресторана «Кисель».

Повезло лишь первым, тем, кто занял кабинки, угнездившись на толчках и успев спустить штаны.

Остальным же…

Увы, остальным повезло меньше.

Да, такого Москва еще не видела.

Дом на набережной, повидавший многое, в том числе и сталинские «чистки», от такой тотальной чистки многих и многих взбунтовавшихся разом организмов, извергавших из себя все съеденное и выпитое, мгновенно протух.

Вонь наполнила ресторан «Кисель» и как волна выплеснулась на набережную.

Водители служебных машин зажимали носы, немногочисленные прохожие шарахались.

Катя зажала рот рукой, боясь, что ее вот-вот вырвет от отвращения. Но внезапно…

Она увидела Игоря Вавилова – он застыл с бокалом посреди всего этого кромешного хаоса и смотрел…

Кате показалось, что он смотрит прямо на нее.

А потом он издал горлом рычание, как тигр, попавший в капкан. И сиганул прямо на стол, разбрасывая ногами фарфор и хрусталь, перепрыгивая через стулья, чтобы добраться…

И тут Катя ощутила, что сзади кто-то крепко схватил ее за шею, так, что чуть не сломал и…

У нее все поплыло перед глазами от боли, от вони…

– Ни шагу ко мне, не приближайся! А не то ее прикончу!

Кто-то закричал над самым ухом – истерично и торжествующе одновременно.

И Катя поняла, что кричит кто-то незнакомый.

Тот, кто схватил ее сзади.

Тот, кого она даже не успела разглядеть.

– Не подходи ко мне!! Ты, Вавилов, стой, где стоишь, а не то я ее убью!

Рука, сомкнувшаяся как капкан вокруг шеи…

Белый рукав крахмальной куртки официанта…

Это все, что видела Катя.

А еще лицо Вавилова, перекошенное не злостью, не гневом, нет, дикой яростью.

Он остановился на полпути.

И тут вдруг что-то произошло.

Катя услышала глухой удар, звон разбитой посуды.

И неожиданно мертвая хватка на ее шее ослабла. Державший ее хрипло закричал от боли и начал оседать, наваливаясь сзади на Катю и увлекая ее за собой на пол.

Мгновение – и все померкло…

Но это продолжалось не больше минуты – эта отключка…

Вот уже кто-то хлопает ее по щекам: очнись, очнись…

Катя открыла глаза – она на полу, она может дышать. Артем на коленях возле нее и хлопает ее по щекам.

Как тогда в доме он и Вавилова вот так же приводил в чувство после шока…

– Катя, с вами все в порядке?

– Я… я не знаю… что это было… кто это был?!

Артем с неожиданной силой подхватил ее под мышки и поднял, поставил на ноги.

Катя увидела рядом с собой распростершегося на полу официанта в белой форменной куртке. Тут же валялись осколки хрустального графина.

Возле официанта, держась за живот, стоял полковник Гущин. Непередаваемое выражение на его лице!

– Федор Матвеевич, я его не убил? – спросил Артем Ладейников.

– Нет, дышит. Не знаю, что произошло бы, если бы ты не подскочил и не огрел его этой хрустальной болванкой… Оййййй! Ммммммммм… Глаз с него не спускать! – промычал полковник Гущин и сделал то, что обычно не делают полицейские при задержании опасного преступника, – бросился стремглав наутек к двери – тоже в поисках туалета в недрах провонявшего «Киселя».

– Пойдемте на воздух, тут невозможно оставаться. Катя, пойдемте на улицу! – Артем, косясь на человека на полу, тащил Катю к выходу.

Лежавшего официанта окружили коллеги полковника Гущина. Двое из них удерживали на расстоянии рвавшегося к нему Вавилова.

– Да кто же это такой? – спросила Катя.

– Кто? И вы еще спрашиваете меня, кто это? Да это же Пашка Мазуров! – выкрикнул Вавилов. – Это же он, подонок… он все тут устроил! Убийца, маньяк, отравитель!

Глава 40

Мститель

Происшествие в «Киселе» впоследствии в полиции так и называли – это дело. И вкладывали в два коротеньких слова совершенно особый смысл.

Все, все смешалось в этом деле – и трагедия, и фарс, и ярость, и тайна. Бедная Катя! Когда она вспоминала про это кисельное дело, она старалась избегать про себя крепких выражений.

А вот полковник Гущин в выражениях не стеснялся. В Главке перед допросом Павла Мазурова, которого привезли из «Киселя», он дважды стремглав устремлялся из своего солидного начальственного кабинета по коридору по красной ковровой дорожке – в мужской туалет.

И ничего не было героического в том, что ветеран розыска бежит так, держась за живот, страдая зверским поносом.

Но уехать домой и бросить сейчас кисельное дело полковник Гущин просто не мог.

– Да, да, да, я сделал это! Я смог! Я посмел! Я отомстил ему наконец!

Это ликующе кричал Павел Мазуров из комнаты для допросов – той самой, со стеклом, как в полицейских боевиках, где стекло одностороннее и сидящий в комнате не может видеть тех, кто за ним наблюдает через это окно.

А наблюдали многие – в том числе и полковник Вавилов, и Катя, и Артем Ладейников.

В комнате для допросов – оперативники и полковник Гущин, но Катя видела лишь человека, взявшего ее, так сказать, в заложницы – этого самого Павла Мазурова. На нем все еще была куртка официанта – та самая, что он украл из мешка с грязным бельем и припрятал в «Киселе»: и кое-что другое нашли у него при обыске и немедленно отправили на экспертизу…

– Там слабительное –