Пока воды Венеции тихие - Фульвио Эрвас

Стуки пристально смотрел на своего друга.

– Ты же говорил, что он хороший человек.

– Мы все хорошие люди.

Скарпа много раз следил за ними, когда те прогуливались по улицам Венеции. «Почти актер» шагал и играл роль. Руки его порхали, он то обнимал Микелу, прижимая к себе, то отдалялся от нее и вставал перед ней с поклоном. Та еще кукла! Бедная Микела.

Каждый вечер этот тип возвращался в свой чистенький дом к жене, которая ходила за покупками и готовила ему ужин. Душ, фен и лосьон после бритья по утрам. Микеле он не помогал материально, но приносил ей театральные сценарии и играл перед ней роли, которые в театре доставались другим. Коломбина и Панталоне![78]

– А когда его возлюбленную выбросили бы на улицу, куда бы он ее привел? В театральную гримерную? На галерку зрительного зала? Ты можешь мне на это ответить?

Стуки дал своему другу выговориться. Он наконец-то понял, почему в документах расследования не было абсолютно никакой информации про Дона по прозвищу Медведь. Ни строчки. Скарпа позаботился о том, чтобы убрать все, что касалось Джакомето, прежде чем давать Стуки читать бумаги.

Инспектор Скарпа смотрел на Стуки потухшим взглядом.

– Скарпа, ты бы смог застрелить Дона, чтобы от него избавиться? Ты бы выстрелил в Медведя?

С грустью в душе Стуки проводил Скарпу в полицейское управление, где тот сделал спонтанные заявления. Комиссар полиции глотал слюну на протяжении всего допроса, закончившегося выдачей ордера на арест Джакомето Дона. В последний раз Медведя видели недалеко от его дома. Возможно, тот начал кое-что подозревать: полицейские потратили на поиски целый день, но Медведя не нашли. Домой Джакомето так и не явился. Не было Дона и в тех местах, где он обычно появлялся в течение дня: никто не видел его самого, и не слышал тарахтения его тачки по мостовой. Джакомето инстинктивно почувствовал нечто, носившееся, как чайка, в морском воздухе, и затаился. «Что хорошего есть в Венеции, – подумал Стуки, – так это то, что жители не только рассказывают тебе о других, но и другим докладывают о тебе».

«Медведь – это и есть Полуночный человек», – заключил Стуки. Он стал размышлять над тем, брать ли ему с собой агента Брунетти. Кто знает, достаточно ли быстро она бегает?

– Очень быстро! Хочешь, поспорим?

– На короткие дистанции – возможно. Я посмотрю на тебя, когда тебе придется пробежать всю улицу.

Впрочем, у патрулирования в паре были свои преимущества.

– Микела ожидала, что Скарпа решит ее проблему с квартирой, – сказала Тереза.

– Да, так оно и было.

– Скарпа рассчитывал, что ему как полицейскому господин Жюппе пойдет навстречу, но тот не собирался этого делать.

– Ублюдок.

– Ты слышала, что сказал Скарпа? Что Жюппе заявил ему, будто уже продал квартиру одному весьма важному покупателю, поэтому назад дороги не было.

– Он сказал это, чтобы Скарпа ему больше не надоедал. Тот, наверное, его просто преследовал.

– Как Скарпе пришло в голову разбираться, кем был этот таинственный покупатель, и вообще, совать нос в дела Жюппе?

– Так он обнаружил, что француз продал два дома норвежскому банкиру и стал собирать информацию и о нем: о его собственности, как тот ею распоряжался и кому сдавал. А еще инспектор Скарпа выяснил, что женщина-жираф была любовницей норвежца.

– Каким образом?

– Не забывай, что Скарпа полицейский, у него чутье.

– Несмотря на это, дальше он стал совершать одну глупость за другой.

– Точно!

– Как, например, фотографировать банкира, гуляющего с любовницей по улицам Венеции, и пытаться его этим шантажировать. Снимки в обмен на отказ приобретать квартиру, в которой жила Микела.

– Мне кажется, я даже слышу его голос: «Забудь о квартире моей жены, иначе у тебя будет много проблем!» Должно быть, банкир смеялся над ним, как сумасшедший.

Ведь Арвид Берге не боялся скандала, его это ничуть не волновало. «От этого пострадает только ваше мужское достоинство», – так ответил он инспектору по-английски. Скарпа его в целом понял – как и то, что Берге не зря считался одним из самых влиятельных финансистов и что крутыми могут быть не только гангстеры, но и банкиры тоже.

– Мне все равно трудно представить, что Скарпа был настолько глуп, чтобы в итоге послать фотографии мужу-политику, – произнесла Брунетти.

– И тем не менее он это сделал.

– Так кто же все-таки убил норвежца? Кто-то из банды или обманутый муж?

Стуки молчал. В памяти у него всплыли последние слова инспектора Скарпы, которые тот сказал своему другу при прощании: «Ты, Стуки, должен был узнать, был ли Берге убит кем-то из банды. Для этого я тебя и позвал, потому что только ты в состоянии это сделать»,

– Стуки, по-твоему, это было дело рук банды?

– Скарпа, банда не мстит за рогоносцев. Они считают, что защищают Венецию.

– Но ты же знаешь, кого норвежец селил в свои квартиры. Когда он у себя в Осло жарил на гриле филе лосося или рога северного оленя, он точно хвастался друзьям, что в Венеции у него есть шесть прекрасных квартир с шестью отличными шлюхами внутри. Ты ведь тоже так думаешь?

– Пять. Шестая была подставным лицом и находилась в его личном пользовании.

– Но остальные были шлюхами!

– Или женщинами довольно свободных взглядов.

– В конце концов, роль Буффало Билла взял на себя Скарпа, а я только создавал ему алиби, – вздохнул Стуки.

– Я не понимаю.

– Тереза, я должен был только подтвердить факт существования банды во главе с уполномоченным магистрата по водным делам. Скарпа нарочно подсунул нам те два трупа: банкира, потому что хотел верить, что тот стал жертвой возродившейся банды, и Жюппе.

– Смерть Жюппе была ошибкой человека, который настолько запутался, что принял саму проблему за способ ее разрешения.

– Это ты о Дона?

– О нем.

– Конечно, если убийства Берге и Жюппе были раскрыты только после того, как к расследованию подключился ты, это означает, что ты все сделал правильно.

– Ты хочешь сказать, что я лучше Скарпы?

– Нет, я хочу сказать, что он считает тебя хорошим полицейским.

– Скарпа тоже неплохой полицейский. Проблема в том, что он оставляет желать лучшего как человек. Если бы можно было быть полицейским без того, чтобы оставаться человеком…

– Но это невозможно.

– Агент Брунетти, я думаю, что людям нужно перестать рассказывать себе сказки о том, что человеческие существа сложны, полны оттенков и удивительны даже в проявлении зла. Многие люди просто психически больны. Они воспитывают и обучают других душевнобольных, и когда их количество становится значительным, все общество начинает двигаться в сторону безумия, лишенного всякого смысла, поскольку управляется оно психически нездоровыми людьми.

– Ты злишься на Скарпу?

«На Скарпу, этого идиота!» – подумал Стуки, но