Обман зрения - Джейн Стэнтон Хичкок

Мог ли Роберто быть убийцей, как я думала вначале? Или это все-таки Фрэнсис Гриффин? Или Холт? Кто из них троих? А может быть, кто-нибудь посторонний? Одно ясно — все трое сговорились, и этот сговор не прошел для них даром. Разгадка была уже близка, но что я буду с ней делать? Как мне поступить с открывшейся правдой, Кассандра?

Полежав еще немного в ванне, я оделась, сложила вещи и спустилась вниз. Мади сидел в углу ресторана, поодаль от завтракающей публики. Когда я вошла, он вскочил с места. Я села за его столик. Роберто тоже выглядел не лучшим образом: небритое землистое лицо, синяки под глазами, мерзкий запах перегара. Я посмотрела на его стакан.

— Не волнуйтесь, это всего лишь «Кровавая Мэри», — усмехнулся Роберто, поднимая его.

Даже в таком виде он был не лишен обаяния. Я не могла не улыбнуться. К столику подошла официантка, и я заказала апельсиновый сок и яичницу. Когда она ушла, мы с Роберто долго молча смотрели друг на друга. Наконец он хрипло произнес:

— Я… сожалею о вчерашнем. Вы меня простите?

Я молча опустила глаза.

— Вы напомнили мне о ней. Уже давно ни одна женщина не вызывала во мне таких чувств. Это было выше моих сил. Есть призраки, которые преследуют нас постоянно, и чем старше становишься, тем они настойчивей. Вы можете это понять?

Я посмотрела на него. Он вглядывался в мое лицо, стараясь увидеть на нем сочувствие. Официантка принесла мне апельсиновый сок. Роберто заказал еще одну «Кровавую Мэри».

— Как же вы вчера добрались? — спросил он, доставая сигарету.

— Как видите, добралась.

— Я, наверное, был ужасен? — В его голосе слышалось искреннее раскаяние.

— А вы разве не помните? Роберто покачал головой:

— У меня плохая память.

Несмотря на свой нарочитый цинизм, он в этот момент был похож на мальчишку.

— Вы были сильно пьяны, — ответила я. — И давайте не вдаваться в подробности.

Он прикурил и с наслаждением затянулся.

— Вы собирались рассказать мне всю правду, — заметила я.

— Ах да, правду. Действительно, я хотел вам исповедаться. Я ведь католик, а вы?

— Моя мать была пресвитерианкой, а отец — дезертиром.

— А что это за вера?

— Просто неудачная шутка. Не обращайте внимания, продолжайте.

— Значит, вы никогда не исповедовались?

— Нет.

— Исповедоваться в церкви очень просто. Вы идете к священнику, рассказываете ему о своих прегрешениях, каетесь, и он отпускает вам грехи. Но есть грехи, которые нельзя искупить, даже если вы трижды раскаетесь. Вы живете с ними, и наказанием за них становится вся ваша жизнь, — мрачно произнес он.

— И что у вас за грехи, Роберто?

Немного поколебавшись, он прерывающимся голосом произнес:

— Я не помешал ее убийству.

Меня бросило в жар. Стало трудно дышать. Я представила, как он безучастно взирает на убийцу, всаживающего нож в сердце Кассандры. Догадавшись, о чем я подумала, Мади протянул через стол руку. Я в ужасе отпрянула.

— Да не буквально, нет! — воскликнул он.

— Так кто это сделал? Кто?

— Я вам все расскажу. Но я хочу, чтобы вы знали: в ее смерти виноват я.

— Что это значит, Роберто? Говорите яснее.

Он медленно сказал:

— Я виноват, потому что отпустил ее домой… И позволил ей провести ночь под одной крышей с этим чудовищем…

— Каким чудовищем? — спросила я, пораженная глубиной его переживаний.

— …хотя я прекрасно знал, что он за тип и что ей может грозить, — продолжал Роберто.

— Да кто?!

— Холт Гриффин, — произнес Роберто, не отрывая глаз от моего лица. — Великий Холт Гриффин.

— Ее отец?

— Ее так называемый отец, — словно выплюнул Роберто. — Ее убийца.

Я сразу поверила ему. Мои подозрения оправдались.

— Но почему? Почему он это сделал? — с недоумением спросила я.

— Выдающийся коллекционер, известный филантроп, настоящий джентльмен — человек-легенда Холт Гриффин, — презрительно произнес он. — Таким его видел свет. Но на самом деле все обстояло несколько иначе.

— Но почему, Роберто? Да скажите же мне наконец.

— Скажу, потому что вам я доверяю. Холт Гриффин убил Сэнди задолго до того, как всадил в нее нож.

— А если точнее?

— Могу и точнее. Отец лишил Сэнди девственности, когда ей было одиннадцать лет.

— О Боже. Он ее изнасиловал?

— Хуже. Он ее соблазнил. Поработил. Сделал своей любовницей, — простонал Роберто.

— Не может быть!

Он лишь утвердительно кивнул.

— О Господи!

Я была ошеломлена, но в то же время ничуть не усомнилась, что Роберто говорит правду. Потом подумала о миссис Гриффин.

— А ее мать знала об этом?

— Трудно сказать. Но в любом случае она не желала ничего видеть. Слишком многое было поставлено на кон.

— Но она не могла не знать или, во всяком случае, не догадываться.

— Даже если она что-то подозревала, то делала вид, что ничего не происходит. В конце концов Сэнди сама сказала ей об этом.

— Когда?

— Перед тем знаменитым балом.

— Вот почему она не пошла туда! — ахнула я.

— Да, и это самое интересное. В тот вечер Сэнди отказалась надеть бальное платье, потому что оно было белым.

Я вспомнила, как стояла перед зеркалом в атласном платье Кассандры.

— Сэнди сказала матери, что не имеет права надевать белое платье, — продолжал Роберто. — Фрэнсис пришла в ярость и стала кричать, что ее дочь неблагодарная эгоистка, которая хочет испортить такой большой праздник. Тогда-то Сэнди и призналась ей во всем.

— И что же Фрэнсис?

Мади отпил из стакана и закурил еще одну сигарету.

— Она не поверила Сэнди. Тогда та позвала Холта. Он, конечно, все отрицал. А что еще он мог сказать? «Да, я восемь лет трахал свою собственную дочь»? Сэнди рыдала и кричала, а потом просто ушла из дома. Но праздник все равно состоялся. Холт и Фрэнсис как ни в чем не бывало принимали гостей.

— Боже милосердный! — недоверчиво покачала головой я.

— Мне говорили, что бал прошел очень успешно, — сухо заметил Роберто.

— Но как они могли?

— Ничто не должно прерывать спектакль. Представление продолжается, господа, — саркастически произнес Роберто, с отвращением раздавив сигарету. — У меня во рту и так все пересохло.