Под прицелом - Том Лео Клэнси

демократия. За последние шестьдесят лет в Пакистане существовало два лагеря. "Бородачи" - это термин, который мы используем для сторонников теократического правительства в СПО.

— Значит, Рехан - секулярист?

— ЦРУ считало, что это так, основываясь на том немногом, что было известно об этом человеке. Кроме имени и одной фотографии, биографии парня буквально нет, за исключением того факта, что около года назад его повысили с полковника до бригадного генерала. Теперь, когда ты показал мне, что он также именуется Абу Кашмири, я собираюсь рискнуть и сказать, что ЦРУ ошибалось. Кашмири не был светским человеком.

Джек отхлебнул диетической колы. Он не был уверен, насколько важна была эта информация, но Мэри Пэт, казалось, воодушевилась.

— Джек, я очень рада слышать, что вы, ребята, работали над этим.

— Правда? Почему?

— Потому что я немного волновалась, не замешан ли ты в той перестрелке в Париже на днях. Не ты лично, конечно, а Чавез и Кларк. Я полагаю, что если ваш магазин работает в Каире, то вы в то же время не работали в Париже.

Райан только улыбнулся.

— Эй, я не могу говорить о том, чем мы занимаемся, а чем нет. Источники и методы, верно?

Мэри Пэт Фоули слегка склонила голову набок. Джек мог сказать, что прямо сейчас она пыталась раскусить его.

Он быстро сменил тему.

— Итак... Мелани не замужем, и она живет в Александрии, да?

25

Джудит Кокрейн заняла свое место за маленьким столом перед окном в камере Саифа Рахмана Ясина. Он все еще сидел на своей кровати. На коленях у него лежали блокнот и карандаш. Увидев своего адвоката, он подошел к окну и сел на табурет, прихватив с собой ручку и блокнот.

С улыбкой и кивком он поднял трубку красного телефона, стоявшего на полу.

— Доброе утро, - поздоровалась Кокрейн.

— Большое вам спасибо, что помогли мне достать бумагу и карандаш.

— Ничего особенного. Это была разумная просьба.

— Тем не менее, для меня это было очень приятно. Я благодарен.

Кокрейн сказала:

— Ваш судебный приказ о хабеас корпус был отклонен. Мы знали, что так будет, но нам пришлось пройти через это ходатайство.

— Это не имеет значения. Я и не ожидал, что они позволят мне уйти.

— Далее, я собираюсь обратиться в суд с ходатайством разрешить вам...

— Мисс Кокрейн, у вас есть какие-нибудь способности к рисованию?

Она не была уверена, что правильно расслышала его.

— Рисованию?

— Да.

— Ну... нет. Не совсем.

— Мне это очень нравится. Я недолго изучал искусство в английском университете и продолжил заниматься им в качестве развлечения. Обычно я рисую архитектуру. Меня очень завораживает дизайн зданий по всему миру.

Джудит не знала, к чему он ведет, если вообще ведёт к чему-либо.

— Возможно, я могу достать бумагу лучшего качества, если вы хотите, или...

Ясин покачал головой.

— Эта бумага в порядке. В моей религии считается грехом фотографировать или рисовать лицо любого живого, ходячего существа.

Он поднял карандаш, который держал в руке, как бы поясняя суть.

— Если ты делаешь это без причины. Нет ничего греховного, если ты делаешь это, чтобы запомнить лицо по какой-то важной причине.

— Понятно, - сказала Кокрейн, хотя вообще не видела смысла в этом разговоре.

— Я хотел бы показать вам кое-что из своих работ, а потом, возможно, смогу немного научить вас искусству.

Эмир полез в свой блокнот и вытащил четыре листа, которые он уже вырвал из блокнота. Он поднес их, по одному, к толстому пуленепробиваемому стеклу. И сказал:

— Джудит Кокрейн, если вы хотите помочь мне в моем деле, если ваша организация хоть сколько-нибудь заинтересована в том, чтобы привлечь вашу страну к ответственности по ее собственным законам, тогда вам нужно будет скопировать эти фотографии. Если вы будете медленно работать ручкой на столе, я смогу наблюдать за вами и помогать вам. Мы можем провести урок рисования прямо здесь.

Джудит Кокрейн внимательно посмотрела на рисунки. Это были наброски четырех мужчин. Она не узнала их, но не сомневалась, что это были настоящие люди, которых узнал бы любой, кто их знал, настолько подробной и тщательной была прорисовка.

— Кто они? - спросила она, уже боясь, что знает ответ.

— Это американцы, которые похитили меня. Я шел по улице в Эр-Рияде. Они появились из ниоткуда. Молодой, этот парень с темными волосами, он выстрелил в меня. Старик, вот этот, был начальником.

Кокрейн знала, что люди из ФБР могли видеть ее через камеру с замкнутым контуром позади. Если бы они смотрели прямо сейчас, а она была уверена, что это так и было, то увидели бы, как эмир показывает ей страницы из своего блокнота. Не было никаких причин для того, чтобы поднимать какую-либо тревогу, но все же она нервно ждала, когда за ее спиной откроется дверь.

— Мы проходили через это снова и снова. Я не могу обсуждать с вами ничего из этого.

— Вы же мой адвокат, не так ли?

— Да, но...

— Джудит Кокрейн, я не заинтересован в том, чтобы помогать правительству Соединенных Штатов разыгрывать шараду, чтобы убедить мир в моей виновности. Если я не могу рассказать своему собственному адвокату о том, что со мной произошло, тогда я...

— У нас есть правила, которым мы должны подчиняться.

— Правила, навязанные вам вашим оппонентом. Очевидно, что они — какой термин вы используете в Америке? — передёргивают карту.

— Давайте поговорим о вашем питании.

— Я не собираюсь говорить о своем питании. Это халяль, это разрешено мусульманину. В остальном меня это не волнует.

Кокрейн вздохнула, но она поняла, что он все еще смотрит на рисунки. Вопреки себе, она спросила:

— Они из ЦРУ? Военные? Они сказали вам, на кого они работали?

— Они не сказали мне. Я предполагаю, что они в вашем Центральном Разведывательном Управлении, но мне нужно, чтобы вы это выяснили.

— Я не могу это выяснить.

— Вы можете показывать людям эти изображения. Были и другие, но этих четырех я запомнил лучше всего. Старый, который командовал, молодой, который стрелял в меня, невысокий иностранец с жестким взглядом и молодой с короткой стрижкой. Там был