Особо опасен - Джон Ле Карре

Она снова замолчала.

— Банк «Брю Фрэры» был первым местом вашей работы? — осторожно спросил Бахман.

— Я вам так скажу, — продолжила фрау Элленбергер, отвечая на вопрос, который он ей не задавал. — Мистер Эдвард относился ко мне безупречно.

— Разумеется.

— Мистер Эдвард был образцом высокой морали.

— Мой департамент не ставит это под сомнение. Мы полагаем, что его сбили с пути истинного.

— Он был англичанин в лучшем смысле этого слова. Когда мистер Эдвард облек меня своим доверием, я была польщена. Когда он пригласил меня сопровождать его в публичном месте, всего лишь в ресторан после долгого рабочего дня, перед тем как провести дома вечер со своей семьей, я испытала чувство гордости.

— Само собой. Как и любая девушка на вашем месте.

— То, что по возрасту он мог быть моим дядей, если не дедушкой, не вызывало у меня озабоченности, — заметила она сурово, как бы расставляя точки над «и». — Будучи уже привычной к вниманию зрелого мужчины, я воспринимала это как нечто должное в моем положении. Разница состояла в том, что мистер Эдвард обладал харизмой. Не то что мой дядя. Когда я рассказала об этом матери, она не только не испугалась за меня, но, наоборот, посоветовала не осложнять себе жизнь из-за каких-то мелочных соображений. Мистер Эдвард, у которого только один сын, наверняка не обойдет вниманием хорошенькую молодую девушку, которая предложила ему свою искреннюю дружбу на закате его дней.

— И он не обошел? — подсказал Бахман, бросив оценивающий взгляд вокруг. Однако она вновь от него ускользнула — и даже, как показалось, от самой себя. — Так в какой же момент, вы не уточните, фрау Элленбергер, — приступил он с новым запалом, — в какой именно момент появление полковника Карпова бросило тень на ваши, с позволения сказать, безоблачные отношения?

#

Кажется, вопрос не дошел до ее сознания.

И все же?

Ее брови поднялись выше некуда. Голова склонилась набок. А затем она произнесла еще одну речь для протокола:

— Появление Григория Борисовича Карпова в качестве эксклюзивного клиента банка «Фрэры» произошло в момент, когда мои отношения с мистером Эдвардом достигли небывалого расцвета. Я и тогда не могла, и сейчас не смогу точно сказать, какое событие произошло раньше. У мистера Эдварда тогда наступила вторая или третья молодость. Ко мне он проявлял особую заботу, а еще в нем проснулся авантюризм, которому в Вене могли бы позавидовать его более молодые коллеги-банкиры. — Она задумалась, затем открыла было рот, но тряхнула головой и плутовато улыбнулась какому-то далекому воспоминанию. — Особую, подчеркиваю, заботу. — Она вернулась к настоящему. — Вы меня, кажется, спросили, в какой момент? Когда Карпов объявился в наших краях, я вас правильно поняла?

— В общем, да.

— Тогда позвольте вам немного рассказать о Карпове.

— Сделайте одолжение.

— Есть соблазн описать его как архетипического русского медведя, но это будет лишь часть правды. На мистера Эдварда он подействовал как афродизиак. «Он для меня все равно что шпанская мушка», — заметил патрон при мне однажды. Карповское пренебрежение общепринятыми нормами поведения нашло отклик в его сердце. В течение нескольких недель, предшествовавших водворению липицанской системы, мистер Эдвард совершил путешествия в Прагу, Париж и Восточный Берлин с единственной целью — встретиться со своим новым клиентом.

— Вместе с вами?

— Иногда со мной. Чаще со мной. Время от времени к нам присоединялся Толик со своим кейсом, дай бог ему здоровья. Я всегда задавалась вопросом, что у него там внутри. Пистолет? Мистер Эдвард говорил — пижама. Вообразите, прийти с пижамой в ночной клуб! Он платил за все. Деньги он держал в кейсе, в ближнем кармане. Что было в основном отделении, никто из нас не видел. Повышенная секретность. То, что он был лысым, почему-то придавало ситуации комический оттенок.

Она хохотнула по-девчоночьи.

— С Карповым не было скучно ни минуты. Каждая встреча — гремучая смесь культуры и анархии, и ты никогда не знал, чего ожидать в этот раз. — Она вдруг нахмурилась, решив поправиться. — Я вам так скажу, герр Шнайдер. Полковник Карпов был настоящим страстным поклонником искусства, музыки и литературы, а также физики. Ну и женщин. Само собой разумеется. О себе он говорил по-русски: «Я человек культурный».

— Благодарю. — Бахман прилежно записывал в свой блокнот.

Она снова заговорила сухим тоном:

— Прокутив в ночном клубе до рассвета и при этом два или три раза отлучившись в номера, а в перерывах между отлучками поговорив о литературе, он уже рвался в какую-нибудь художественную галерею или требовал осмотреть городские достопримечательности. Сон, в привычном понимании этого слова, был ему незнаком. Для мистера Эдварда и для меня лично это было путешествие к знаниям, всякий раз новое.

Тут она оставила свой суровый тон и тихо засмеялась, покачивая головой. Бахман за компанию ответил ей клоунской улыбкой.

— А липицанские счета открыто обсуждались во время этих встреч? — поинтересовался он. — Или все происходило по-тихому, в конфиденциальной обстановке, когда они оставались один на один? Или вместе с Анатолием, когда тот оказывался рядом?

Очередная затяжная пауза, связанная с воспоминанием. Лицо ее опять посуровело.

— О, мистер Эдвард даже в минуты максимальной раскованности оставался человеком закрытым, уж поверьте! — скорее посетовала она, чем прямо ответила на заданный вопрос. — В банковских делах — оно понятно, но также и в личной сфере. Порой я спрашивала себя, не ограничивается ли она мной, — не считая, конечно, миссис Брю. Но потом она умерла. — Тут фрау Элленбергер поджала губки. — Он, конечно, опечалился. Приуныл. Я решила, что теперь мы поженимся, но, как выяснилось, вакансия не освободилась. Даже для Элли.

— Кажется, в своем письменном заявлении вы отметили, что он был таким же закрытым и в отношении своего английского друга мистера Финдли? — осторожно ввернул Бахман вопрос, из-за которого, в числе прочих, он нанес ей этот визит.

#

Она помрачнела. Губы поджались, подбородок протестующе выдвинулся вперед.

— Разве его не так звали? Финдли. Таинственный англичанин, — ненавязчиво продолжал настаивать Бахман. — Так написано в вашем заявлении. Или я что-то напутал?

— Нет. Вы не напутали. Напутал Финдли. Еще как напутал.

— Финдли, злой гений, стоящий за липицанскими счетами?

— Мистера Финдли надо бы вычеркнуть из списка. Предать его забвению раз и навсегда, вот что следовало бы сделать с мистером Финдли, — произнесла она тоном ведьмы, читающей заклинания. — Мистера Финдли надо бы изрубить на мелкие кусочки и сварить в кипящем котле!

Внезапная ярость, с какой она это выплеснула, лишь подтвердила подозрение Бахмана: пока они пили английский чай из тонких фарфоровых чашек на серебряном подносе, на котором также находились ситечко, молочник и кувшинчик с горячей водой, все из серебра, и отведывали домашнее слоеное шотландское печенье, то и дело долетавшие до него горячие пары́ имели своим происхождением отнюдь не чай, а кое-что покруче.