Детектив Киёси Митараи - Содзи Симада

– Вы только что сказали, что на месте Хэйкити Умэдзава сделали бы Азот. Создание кукол имеет такую притягательную силу?

– Наверное, правильнее сказать – магическую. Кукла – это копия человека, его отражение. Это трудно объяснить, но когда делаешь куклу и у тебя получается, чувствуешь, как предмет, которому ты своими пальцами придаешь форму человека, постепенно обретает душу. Я испытывал это чувство много раз. В каком-то смысле в процессе создания куклы заключено что-то пугающее. Ты как будто создаешь мертвую плоть, мертвеца. Так что «притягательная сила» – слишком слабое слово, на мой взгляд.

Японцы традиционно не очень любят делать кукол. Это видно из нашей истории. В древности для погребальных обрядов изготавливали фигурки ханива, которые, по замыслу их создателей, полностью заменяли людей. Это имело лишь символический смысл, не было задачи передать облик человека в скульптуре.

В Японии очень мало статуй и даже портретных изображений людей, в то время как в Греции или Риме они встречаются на каждом шагу, изображая государственных деятелей и разных героических личностей. Статуи, бюсты, барельефы… Облик большинства известных людей сохранен. А наши государственные мужи? Как они выглядели? Ну портреты кое-какие остались, а статуи? Кроме Будды, других статуй в старые времена не ставили.

И дело не в том, что японцы технически не могли их сделать. Они боялись. Им казалось, что статуя или портрет вынимает из человека душу. Поэтому у нас даже живописи так мало.

Изготовление кукол – работа, которую японцы выполняют, стараясь держаться в стороне от чужих глаз. Это не просто увлечение, а серьезный процесс. В нем тело и дух сливаются воедино, и мастер ставит на карту свою жизнь. Когда на изготовление кукол стали смотреть как на хобби? Лишь где-то в конце 20-х годов.

– Получается, Азот…

– Конечно, это чудовищно. Я имею в виду саму идею. Материал для куклы может быть любой, но не человеческое тело. Это совершенно недопустимо. Однако, как я уже говорил, если заглянуть в историю, кукольники изначально работали в мрачном иррациональном духовном мире. Поэтому я понимаю, как мог родиться подобный замысел. Я же японец. Это способны понять люди моего поколения, которым хотя бы раз довелось вложить душу в свою куклу. Понять и прочувствовать. Но совершить такое самому – это совсем другое дело. Для такого должна быть совсем другая мораль… Нет, этот замысел не имеет ничего общего с работой мастера-кукольника.

– Очень интересно, Ёсида-сан. Насчет Азот я понимаю, но почему вы считаете, что Хэйкити умер?

– Я же кукольник. Одно время это дело очень меня интересовало. И потом, я был знаком с Ясукава-сан, который встречался с Хэйкити Умэдзавой, хотя в подробности всей этой истории я не вдавался. Поэтому скажу так: это всего лишь мое предположение. Мне так казалось. А сейчас вы хотите добиться от меня ответа, и мне приходится снова ломать голову… Мне уже нелегко теоретизировать на эту тему, и объяснить вам что-то логически я вряд ли сумею.

Хорошо. Будем исходить из того, что Хэйкити тогда не умер. Но сколько уже лет прошло, а он ведь все это время жил. Вряд ли он умудрился совсем ни с кем не общаться. Даже если укрылся где-то в горах, сделать это гораздо труднее, чем сказать. Человеку нужна еда. Рано или поздно его заметили бы, пошли бы разговоры о каком-то скрывающемся в горах отшельнике. На этом свете человек не может быть свободен. Чтобы не бросаться в глаза, надо жить так, как живут все. Человеку, к примеру, захочется иметь жену, и ее родственники могут что-нибудь пронюхать. Я думаю, в нашей маленькой Японии стать невидимкой невозможно.

Не исключено, что, закончив работу над Азот, Хэйкити сразу же покончил с собой. В таком случае кто-то должен был обнаружить его труп, и тут же пошли бы разговоры. Еще не придумали способ, с помощью которого умерший мог бы утилизировать свое тело. Обязательно нужен еще кто-то, чтобы закопать или сжечь труп. У меня все это в голове не укладывается.

– Ну да, понимаю… А с Ясукава-сан вы говорили на эту тему?

– Говорил.

– И что он сказал?

– Не стал меня слушать. Вообще он был слегка не в себе. Верил, что Хэйкити Умэдзава жив, и нисколько в этом не сомневался.

– А Азот?..

– Он говорил, что Хэйкити сделал ее и спрятал.

– А где, не сказал?

– Сказал, – со смехом ответил Ёсида.

– И где же?

– В Мэйдзи-мура[53].

– Мэйдзи-мура?

– Знаете это место?

– Нет. Только название слышал.

– Это тематический парк, построенный железнодорожной компанией «Мэйтэцу» в городе Инуяма, к северу от Нагои… Вот уж совпало так совпало! Я ведь только что вернулся именно из Мэйдзи-мура.

– Вот это да! И где же Азот? Хэйкити ее где-то закопал?

– Ничего подобного. В Мэйдзи-мура есть здание почты из Удзи Ямада, а в нем музей с панорамой, рассказывающей об истории почтовой службы. Там фигуры почтальонов разных исторических периодов.

– Ну да…

– А в глубине панорамы, в самом уголке, притулилась женская фигурка. Ясукава говорил, что это и есть Азот.

– Что-о?! Это невозможно! Как она там оказалась? Откуда взялась эта фигура?

– Тут какая-то тайна. Хотя я хорошо знаю человека, который в этом участвовал. Да и как мне не знать самого себя…

Я делал фигуры для Мэйдзи-мура. Работал вместе с мастерами фирмы «Овари манекен» из Нагои. Я тогда курсировал между Киото и Нагоей, а команда из «Овари» наведывалась ко мне в мастерскую. Так что фигуры на почте – наших рук дело. Но на открытии экспозиции, к нашему общему удивлению, обнаружилось, что к изготовленным фигурам прибавилась еще одна. В «Овари» о ней ничего не знали. Я – тоже. Мы ее не делали. Во времена Мэйдзи на почте как-то ухитрялись обходиться без женщин. Мы подумали, что женскую фигуру добавили по распоряжению кого-то из организаторов экспозиции. То есть здесь какая-то тайна, что-то неприятное, если не сказать зловещее. Неудивительно, что Ясукаве пришла в голову мысль об Азот.

– Ух, как интересно! Вы из-за этих кукол ездили в Нагою?

– Нет. Навещал друга. Мы с ним давно сошлись на почве увлечения куклами. И еще, мне нравится Мэйдзи-мура. Поэтому даже в моем возрасте я не жалею времени на автобус и электричку, чтобы туда добраться. Мне там как-то спокойно. Мое детство прошло в Токио. Я хорошо помню полицейский участок у Токийского вокзала, железнодорожные мастерские на Симбаси. Добрые старые времена. Мост через Сумидагаву, гостиница «Империал»… Все это теперь