Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

– Несколько лет назад. Так что?

Грейс посмотрела на Джеймса, и, что бы он ни прочел в ее взгляде, он кивнул и завел машину.

– Заедем по дороге в участок, надеюсь, к этому времени распечатки с телефона Брюэра будут готовы.

Джеймс стиснул зубы. Он знал, о чем думала Грейс. Она сжалась на сиденье, забывая дышать. Мог ли это быть последний привет от Сент-Джозефа? Конечно, мог бы. Он с самого начала играл с ними. Грейс не могла понять, когда это началось? Когда Мэдди познакомила их, или еще раньше, когда Майлз нашел Хизер и решил скрыть от нее их общее прошлое? На взгляд Грейс, не считая убийств, этот его поступок был самым подлым из всех, он был еще хуже, чем секс с детективом, который пытается тебя поймать, хуже, чем его реакция, когда он увидел материалы дела в квартире Грейс. Если Калеб действительно любил сестру, лучшее, что он мог сделать, – рассказать ей обо всем. Дети, выросшие в приемных семьях, часто ощущают себя как деревья, выкорчеванные из земли, лишенные корней. Им не за что зацепиться: тебя зовут иначе, ты носишь чужую фамилию, а моменты из прошлого возвращаются к тебе неверными обрывками, и ты не можешь вспомнить, видел ли ты это в каком-то фильме или это когда-то очень давно случилось с тобой по-настоящему.

– Я не знаю, – сказала Мэдди. – Я не помню другой матери, кроме той, что меня воспитала, но я… – Она посмотрела куда-то наверх, чтобы сдержать слезы, но было уже поздно. Они, кристально-чистые и крупные, текли по ее щекам, шее и таяли в ложбинке между грудей. Мэдисон сложила губы трубочкой и шумно выдохнула. – Я помню, как сидела под столом на темной кухне. Я не помню, что именно произошло, но моя еда каким-то образом оказалась на полу. Помню тот голод, что вынудил меня отделять макароны от осколков стекла и есть их холодными и вывалянными в пыли и крошках. И я помню вкус тех макарон. Самые обычные паршивые макароны с сублимированным сырным соусом из «Уолмарта», купленные за пятьдесят центов по купону. Я не помню лица матери, но тот вкус… И я знаю, что был кто-то, кто всегда был ко мне добр и ласков, кто причесывал мне волосы и читал мне перед сном.

Мэдди говорила долго. И Грейс не перебивала ее, просто в какой-то подходящий момент схватила ее за руку и крепко сжала ее тонкие ледяные пальцы своими.

Калеб играл с ними как профессионал. Ему прекрасно удавалось манипулировать людьми, не только девушками, которых он убил, но и Мэдди, единственным человеком, которого он, возможно, любил в глубоком детстве; Джеймсом – полицейским и бывшим военным; пастором Элаем, прикинувшись благодетелем, и самой Грейс. Слова МакКуина могли оказаться правдой. Она знала, некоторые преступники так поступали, чтобы разнообразить черно-белые тюремные будни пожизненно заключенного, они выдавали информацию дозированно и говорили только о найденных жертвах. Пропавшая девушка, чье дело вела Нелл Хоппер, могла быть жертвой Калеба.

Моника Праймроуз, мать пропавшей Мелиссы, жила с несовершеннолетним сыном в старом двухэтажном доме в колониальном стиле всего в нескольких километрах от Брюэров. На веранде, опоясывающей дом, стояла плетеная мебель: диван, два кресла, в одном из которых лежал смятый плед, и низкий столик. В пепельнице тлела чья-то недокуренная сигарета: запах дыма смешивался с насыщенными ароматами садовых трав и цветов, от чего кружилась голова и казалось, что дом достался Монике Праймроуз в наследство от густо надушенной и напудренной плантаторши, которая следила за состоянием своего сада так же тщательно, как за прической. И с тех пор дом и участок почти не изменились. Фасад, выкрашенный в белый цвет, сиял так, словно рабочие только с этим закончили и еще даже не успели убрать краску и вымыть кисти. Деревянные колонны из темного мореного дуба на ощупь были тверже стали, крыльцо едва слышно поскрипывало под их ногами, когда они поднимались.

Детективов впустили в дом без промедлений. Дверь открыл нескладный, худощавый подросток лет шестнадцати. На парне были льняные брюки и поло, он носил очки в роговой оправе и часы на запястье с потертым кожаным ремешком.

– А-а, это вы, – протянул он и отступил в сторону. – Проходите, мама ждет вас на кухне.

Интерьер внутри заставил Грейс вспомнить все фильмы о плантаторах и рабовладении: «Джанго освобожденный», «Двенадцать лет рабства» и «Унесенные ветром». Много темного дерева, светлые стены, резная мебель, натуральная кожа, кружево, расписные вазы, хрусталь, свисающий с потолка, изящный фарфор за стеклянными дверцами буфета. Сложно было представить, что кому-то может нравиться жить в музее истории Америки, но Монике Праймроуз, одетой в строгий юбочный костюм кремового цвета, это определенно нравилось. Когда детективы вошли на кухню и Нелл представила Грейс и Джеймса, миссис Праймроуз поставила чашку на блюдце и скользнула по ним незаинтересованным взглядом.

– Миссис Праймроуз. – Не дожидаясь приглашения, Нелл выдвинула стул из-за стола, развернула его сиденьем к себе и села по-ковбойски.

Моника вздохнула, ее тонкие ноздри затрепетали, но ничего не сказала.

– Просто Моника, – перебила она и сдержанно улыбнулась: уголки губ приподнялись ровно настолько, насколько позволили инъекции ботокса, превратившие ее лицо в гладкую непроницаемую маску. – Мистер Праймроуз давно уже не с нами.

– Моника. – Нелл исправилась, но Грейс чувствовала в ее тоне растущее нетерпение. – Я здесь только потому, что сочувствую вам. Если бы по делу вашей дочери были какие-то новости, вы бы об этом узнали. Прошло уже почти два года. Дело, возможно, скоро уйдет в архив как нераскрытое.

– Мне нужно знать, что вы делаете все возможное.

– Мы делаем. И вы тоже. Частный детектив, серьезно, Моника? Думаете, он поможет лучше, чем мы со своими возможностями и доступом?

– Иногда они оказываются лучше.

– Когда речь идет о неверных мужьях и любовницах, может быть.

Грейс с интересом наблюдала за диалогом Нелл и Моники, как и Джеймс, но никто из них не вмешивался. Становилось очевидно, что этих двоих связывает нечто большее, чем простые отношения детектива и родственника жертвы, раз Нелл взялась отчитывать миссис Праймроуз. Грейс никогда не удавалось наладить близкий контакт с родными жертвы, она старалась не переходить границы в общении с ними, не привязываться настолько, чтобы спустя два года приезжать к ним домой и делать внушения.

Повсюду в доме были развешаны фотографии: старые черно-белые и новые цветные. На