Черное дерево - Мерседес Рон

– Наку?

– Не спрашивай, – раздраженно бросил он, и я рассмеялась.

– И что же случилось?

– Мне потребовался целый месяц, чтобы справиться с чувством вины. Я даже купил ему пищащую игрушку для собак, а ее пригласил на верховую прогулку по полям. С того дня, когда я понял, что она тоже влюбилась в меня, такого, каким я был, мы стали неразлучны, а в следующем году я попросил ее выйти за меня замуж.

– И она, конечно, согласилась, – с улыбкой произнесла я.

– Да, согласилась. Джессику всегда привлекала арабская культура. Она хотела посетить Эр-Рияд, Мекку, прокатиться на верблюде… И мы все это осуществили. Мы провели там две недели, и оставалось всего три дня до отъезда, когда она потребовала, чтобы мы поехали в Джидду – второй по величине город в Аравии. Там есть старый город, самый красивый в Персидском заливе. Во всяком случае, так она утверждала, потому что мы его так и не увидели.

Все мое тело напряглось, а сердце забилось от страха в ожидании того, что он расскажет.

– На пути в Джидду мы остановились в придорожном баре. Мы проголодались, ехали больше часа, и мне очень хотелось немного отдохнуть. Совершенно затрапезное местечко. Когда мы вошли в бар, на нас посмотрели немного косо: все же разные культуры, а Джессика всегда привлекала всеобщее внимание: у нее были светлые волосы и голубые глаза. Именно по этой причине мне не хотелось ехать в Саудовскую Аравию – страну, не слишком безопасную для женщин. Но Джессика настояла…

Мы сели у барной стойки и взяли по пиву – безалкогольному, конечно. Мне оно не нравится, но хоть что-то, подумал я тогда. Признаюсь честно, мне уже не терпелось вернуться домой. Мне нравилась эта культура, так не похожая на нашу, но кое-что просто сводило с ума. Я помню, как мы тогда поругались; не помню точно, из-за чего: из-за какой-то ерунды. Джессика встала и сказала, что ей нужно в туалет. Я остался ждать, пока принесут еду. Это был суп, довольно вкусный. Я съел почти полную тарелку, когда вдруг спохватился, что Джессика слишком задерживается. Встал и направился в туалет. С первого взгляда стало ясно: что-то случилось. Называй это инстинктом или как хочешь, но я постучал, и никто не откликнулся. Я пинком вышиб дверь и обнаружил, что в дамской уборной есть еще одна дверь, ведущая наружу. Она была открыта.

Страх сковал все мое тело, словно я была там вместе с ним, когда это случилось.

– Джессики там не было, – сказал он наконец после нескольких секунд молчания. – Ее увезли.

– Но…

– Я сделал все, чтобы ее найти, но она словно испарилась. Я перевернул небо и землю, чтобы найти ее. Обратился в посольство, провел в Саудовской Аравии полтора года, привлекая к поискам всех, кого мог, вплоть до президента Рейгана, который послал людей на ее поиски. Во всех газетах были помещены заметки: «Женщина-американка похищена в Аравии в свой медовый месяц». Именно тогда я столкнулся с реальным миром, с такими грязью и злом, скрывающимися за красивым фасадом, какие только может породить человек. За годы поисков я видел такое, о чем даже не осмелюсь рассказать, хотя до сих пор надеюсь, что однажды Джессика появится на пороге моего дома. Я поклялся, что буду бороться с этими мерзавцами, буду помогать похищенным женщинам, проданным девочкам, чего бы это ни стоило. Мне нравилось думать, что кто-нибудь точно так же поможет Джессике.

Я вытерла слезы и крепко сжала его руку.

– Мне так жаль…

Рэй склонил голову на наши сплетенные руки и печально улыбнулся.

– Я же сказал: это некрасивая история.

Я не знала, что и сказать. Невозможно было даже представить, что чувствует человек, когда у него крадут любовь всей его жизни прямо из-под носа. И ведь всего через три дня они должны были вернуться домой, снова встретиться со своим псом Наку, начать совместную жизнь. И тут кто-то совершил такое злодейство, украв не просто жену, а целую жизнь.

Я их ненавидела. Ненавидела всех, кто мог сделать подобное, обмануть, воспользоваться. Я желала всем им смерти.

– И больше ты ничего о ней не слышал?

Рэй достал из кармана джинсов бумажник.

– Эта фотография – последнее, что я узнал о ней. Прошло уже больше двадцати лет… – ответил он, доставая сложенную вдвое фотографию, которую, похоже, складывали и разворачивали сотни раз. На ней была изображена белокожая женщина в хиджабе, но ее голубые глаза казались чем-то инородным среди пустынного пейзажа. Она была очень красива, как Рэй и описывал, и улыбалась двум детям, которых держала за руки.

– Не представляю, в какой части Аравии сделали эту фотографию. Ее отправили в полицию анонимно. Каждый день я повторял себе, что, возможно, такова была миссия Джессики: помогать угнетенным женщинам, растить детей и менять мир изнутри. Каждую ночь я твердил себе, что она счастлива и, несмотря на нашу разлуку, несмотря на то, что у меня ее отняли, это ее судьба.

Я не хотела возражать ему, не хотела говорить, что это несправедливо и она сама должна была выбрать судьбу, что несправедливо было похищать ее. Но я видела, как Рэй раздавлен горем, видела в нем человека, имеющего четкую цель в жизни: покончить с самой огромной сетью проституции в стране, и, хотя он этого и не сказал, я была уверена, что он, пребывая в личном аду, до сих пор ждет, когда однажды снова встретится с Джессикой, до сих пор готов свернуть горы, чтобы ее найти.

– Простите… – произнес чей-то голос за нашими спинами.

Обернувшись, мы увидели перед собой латиноамериканку лет тридцати. Она окинула нас беспокойным взглядом, крепко сжимая в руках сумочку.

– Меня зовут Клара, – сказала она. – У нас мало времени.

28

Марфиль

Если я скажу, что она выглядела испуганной, это точно будет преуменьшением. Она была в ужасе. Рэй поспешно убрал фотографию в бумажник и встал, уступая Кларе место на каменной скамейке.

– Привет, Клара, – сказала я, дружелюбно улыбаясь. – Это Рэй, а я Марфиль. Мы пришли, чтобы задать тебе несколько вопросов относительно твоего заявления против ночного клуба «Ноктамб», которое ты сделала два года назад.

– Но мне сказали, что заявление уничтожили.

– У нас другие сведения. Его спрятали, но не уничтожили, – пояснила я, все больше и больше нервничая, видя ее страх и напряжение. –