Дело сибирского душегуба - Валерий Георгиевич Шарапов

Ознакомительный фрагментДовести до школы в соседнем квартале, привести домой, накормить — вот и все обязанности. Супруги трудились на заводе «Красмет» — молодое начальственное звено. В четверг соседка, как обычно, отвела егозу в школу, вернулась домой. Около часа дня пошла обратно — Дины уже не было. Пропала на перемене перед последним уроком. Перемена была длинной, многие ученики проводили время на улице. Выбегали и за пределы школьной территории. По словам подружек, подобрали на задворках бездомного котенка, стали с ним играть, потом вспомнили — надо на урок. Дина сказала, что сбегает к соседнему дому, может, пристроит котенка в добрые руки. Не бросать же его. Или пускай присмотрят, а после урока она заберет его домой — пусть мама с папой порадуются. Подружки побежали в школу, а Дина припустила через гаражи к жилым домам. Там целый квартал пятиэтажек. К началу урока Дина не пришла. К концу — тоже. В школьном дворе ее не было. Никто не видел девочку в нарядной пятнистой куртке и с забавными косичками. Соседка вся избегалась, пила корвалол с валидолом. Прибежал отец ребенка, приехала мать, впала в истерику. К окончанию рабочего дня в школу в сопровождении начальника ГУВД прибыл товарищ Егоров, он сильно волновался. Девочка не нашлась. Ждать двое суток не стали, заявлению дали ход. Соседку прессовали — ей по-настоящему стало плохо. За женщиной не было никакой вины. Весь остаток дня милиция прочесывала район, оперативники опрашивали жильцов. Ничего. В жилом массиве девочку, тем более с котенком, не видели. Хозяева гаражей разводили рукам. Зачем она вообще здесь пошла? Пожилой автолюбитель припомнил, что вроде видел незнакомую машину, капот высовывался из кустов. Насчет окраски не уверен — может быть, черная, синяя, темно-коричневая. С маркой — та же беда. «Москвич‐408», «Москвич‐412», «Иж-Комби» — у всех передок примерно похожий. И зрение у пожилого автолюбителя так себе. Водителя рядом с машиной не видели. К тому же машина могла и не иметь отношения к пропаже ребенка. Стояла, что с того? Вечером Дина домой не вернулась, утром — тоже. Родители сходили с ума, Павлу Афанасьевичу вызвали скорую помощь. Милиция тактично интересовалась: не связано ли происшествие с его работой? Не было ли завистников? Не переходил ли кому дорогу? Не ввязывался ли Павел Афанасьевич в предприятия, не особо одобряемые Уголовным кодексом? Егоров категорически отвергал инсинуации. Оперативники недоумевали: куда могла пропасть девчонка? Решила насолить родителям? Маловата для таких демаршей. И не тот характер, все в один голос утверждали: девочка домашняя, ссориться не любит. А мама с папой категорически запрещали заводить котенка…

Последнего, кстати, нашли. В кустах между гаражами. Лежал и жалобно мяукал. Пушистый, со светлым пятном на грудке. Подружки подтвердили: тот самый. Мать, когда услышала, разразилась горьким плачем. Дело принимало скверный оборот.

И все же подобного исхода дела не ожидали. Что угодно, только не это…

— Тебе, Маргарита Павловна, на это лучше не смотреть, — мрачно сказал Мишка Хорунжев.

— Может, сразу уволиться? — огрызнулась я. — Ладно, всякое видали.

— Не думаю, — поморщился Шишковский. — Такого, Маргарита Павловна, даже мы не видели.

Я ступила в лес, как на минное поле, шла по нему, и дышать становилось все труднее. Тело лежало в густых лопухах, криминалисты накрыли его тканью, видимо, закончили работу. Римма сидела на корточках и заполняла бланк шариковой ручкой. Покосилась на меня, ничего не сказала. Отличительной чертой этой девушки были задорные веснушки, облепившие всю физиономию, а особенно курносый нос. Назвать ее симпатичной ничто не мешало, даже веснушки. Бледность прошла, и в графе «опыт» можно было поставить еще одну галочку.

Головаш разглядывал меня с меланхолией.

— Язык не повернется сказать «доброе утро», Маргарита Павловна. Скажем просто — здравствуйте.

— И вам того же, ребята… — в горле подозрительно запершило. — Это точно Дина Егорова?

— Да, — кивнул Владимир Александрович. — Тело обнажено, одежды нет. Личных вещей вроде школьного ранца тоже нет.

— Ранца не было, — подсказала я. — Пропала на перемене, была в шапке и курточке. Вещи оставались в классе.

— Принято, — кивнул Головаш. — Ее раздели, задушили, изнасиловали…

— Вы уверены, что именно в этой последовательности? — спросила Римма.

— Не уверен, — допустил эксперт. — Могли придушить, чтобы не кричала и не сопротивлялась. Но потом все равно задушили. Половой контакт с трупом тоже допускаю, но это, извините… некрофилия какая-то, — эксперт с усилием сглотнул. — Убили здесь. Есть кровь, но немного, сами понимаете, от чего. Привезли на машине, затащили в лес, здесь и надругались. Время от двух до четырех часов ночи — примерно так. С дороги не видно, да и кто тут поедет от двух до четырех часов ночи…

— Рядом с телом лежало вот это, — Римма встала с корточек и сунула мне в руку предмет в целлофановом кульке. Я недоуменно повертела. Деревянная фигурка, способная поместиться в кулачке, гипертрофированный уродец, отдаленно смахивающий на птицу. Возможно, птица и была — ни на что другое уродец не походил. Взъерошенный экземпляр, резьба выполнена намеренно грубо, острый клюв, непропорциональные глаза, страшноватые коготки, сведенные вместе и приклеенные к овальной подставке. Данное изделие явно не плод фантазии советских мультипликаторов.

— Что это? — не поняла я.

— Сами скажите, — пожал плечами Головаш. — Это не наша компетенция. Фигурку потерпевшая сжимала в руке — явно вложил убийца. Сами выясняйте, что он хочет этим сказать. И еще одно… — Головаш помялся. — Этому нет объяснения… В общем, труп скальпирован.

— Вы уверены, Владимир Александрович? — картинка перед глазами вдруг стала туманиться. — Что за бред, ведь это ребенок…

— Про это я и говорю, — вздохнул Головаш. — Но факт остается фактом, с головы покойной снят скальп. Простите за натурализм, делаются круговые надрезы ниже ушей, вокруг волосяного покрова — и голову просто вытряхивают, сжимая края кожи… В нашем случае скальп был снят вместе с ушами…

Римма отвернулась, взялась за горло. Но обошлось. Верной дорогой шла девушка, скоро станет невозмутимой, как сфинкс. А вот мне становилось дурно. Онемели конечности, я их почти не чувствовала. Тянущее чувство возникло в лопатках — словно кто-то смотрел с противоположной стороны дороги. Недобро смотрел. Но я отвлеклась от этой мысли, мной вдруг овладевало желание взглянуть на труп… Куда меня понесло? Сделала знак Головашу: уберите простыню. Он поколебался, но убрал. Я смотрела на нагое тельце, и в душе, и в памяти что-то происходило. Словно тумблер перевели, и потекли воспоминания. Образы, видения, какая-то вакханалия… Я знала: что-то было той ночью, семнадцать лет назад, но заслонку в памяти не отодвигали. Может, и к лучшему. И вдруг отодвинули — и такое увиделось… Я смотрела на детское тело и

---

Конец ознакомительного фрагмента Купить полную версию книги

---