Явка с повинной - Виктор Алексеевич Пронин

Ему нужен был слушатель, которому он смог бы рассказать о том, как любил жену Любу, как подло она с ним поступила, лишив всех радостей жизни, и какие вообще женщины неблагодарные, как легко предают любящих мужчин, плюют на самые святые чувства, мечты и желания. Как ни странно, но направление мыслей Николая в тот момент было именно таким, он искренне считал себя обиженным.

С мужчиной, сидевшим рядом, Николай заговорил свободно и бесцеремонно, не отягощенный ни чувством такта, ни уважением к пожилому человеку. Автобус не успел доехать до очередной остановки, а Николаю уже не хватало обычных слов и интонаций — слишком важна была для него тема разговора, слишком изнурили его сегодняшние переживания, да и выпил достаточно. Перейдя на крик, он заодно перешел к словам, которые не положено произносить в общественных местах. Теперь уже все пассажиры могли по достоинству оценить силу его любви и ненависти. Пассажиры оценили и попросили водителя высадить Николая на первой же остановке. Вместе с ним вышел и прихрамывающий гражданин, которому Николай пытался поведать свою горькую историю.

О дальнейших событиях того осеннего вечера, пожалуй, наиболее полное представление даст официальный текст протокола.

Из показаний Николая Паденчука

Мужчина сошел на остановке вместе со мной. Почему он это сделал — я не знаю. Мы разговаривали с ним в автобусе, я рассказал ему про себя, про то, что ищу жену, что ночевать мне негде... В автобусе-то у нас с ним разговор не кончился. Он предложил мне пойти к нему домой, но я отказался. Хотя, конечно, надо было пойти, тогда бы ничего этого не случилось. Злой я был, ну и, конечно, выпивши. Мы с ним, когда вышли, о женщинах говорили, он со мной не соглашался, доказывал, что я не прав, и опять предложил пойти к нему переночевать. Я опять отказался, но ему показалось обидным, как я это сделал, и он хотел уйти. Тогда я разозлился и ударил его. Не очень сильно ударил, но он почему-то упал. А когда поднялся, я столкнул его с обрыва — там обрыв такой, сразу возле автобусной остановки — и он к берегу скатился. Он как-то странно падал. Потом уже, в лодке, я увидел, что у него вместо одной ноги протез. Ну, а когда он покатился вниз, меня еще больше злость взяла: я подумал — он нарочно падает, чтобы я отстал от него. Я тоже спрыгнул к берегу. Там камень лежал, и я ударил его этим камнем по голове. Два раза ударил. После этого он уже не двигался. Я подумал, что он убит, и решил спрятать его, чтобы замести следы. Когда поднялся от берега к поселку, то увидел парня, он нес воду. Я попросил его помочь мне спрятать труп, и он согласился. Потом он увязался за мной. А через несколько дней, когда мы уже уехали из города, я прогнал его. Занудливый он какой-то... Как мы утопили того человека? Ну как, нашли камень на берегу, привязали к нему брючным ремнем и столкнули в воду. Вначале он не тонул, камень выскальзывал, мы снова возвращались к берегу, искали другой. Знаете, у меня все время перед глазами та ночь на берегу... Постоянно кошмары снятся, как он из воды на нас смотрит... Потом я совершил квартирную кражу, специально, чтобы попасться, и меня посадили.

Кошмары

Это снилось ему уже не раз. Он знал, что вот-вот должно произойти что-то жуткое, и весь сжимался в предчувствии. Сердце, даже во сне, билось тяжело, он вздрагивал от его гулких неритмичных ударов. Николай с трудом держался в какой-то посудине — как будто бы в дырявой лодке — и черная вода просматривалась до самого дна. На дне что-то двигалось, там кто-то был, и этот кто-то знал о нем, следил за ним. А потом стал медленно к нему приближаться, не спуская с него спокойных светлых глаз. Изо рта у него выскальзывали пузырьки воздуха. И когда глаза оказались совсем рядом, когда тот, поднявшийся со дна, коснулся его холодными пальцами, он закричал.

Паденчук закричал, и от его крика проснулись соседи по нарам. Он уже не первый раз будил их своими душераздирающими воплями среди ночи, а это надоест кому угодно. Кошмары снились ему все чаще, повторяясь с унылым и жутковатым однообразием: его преследовал поднимающийся со дна человек со спокойными светлыми глазами.

Когда Николай совершал квартирную кражу, заранее планируя понести за нее наказание, он рассчитывал прежде всего замести следы, уйти от наказания за убийство. Была и еще одна цель — прийти в себя, успокоиться, залечить, так сказать, душевную травму. Но началось непредвиденное. В душе словно разрасталась какая-то опухоль. Этой опухолью был страх. Причем, кроме страха перед ночными кошмарами, его изнурял страх разоблачения, несмотря на то что спрятался он, как ему казалось, совершенно надежно.

Ему разрешили свидание с матерью, но почти все отведенное время они промолчали. Разговор, который произошел между ними, можно было бы записать несколькими фразами.

Мать: Как же это произошло, Коля?

Сын: Что теперь говорить... Произошло. Чего не бывает на свете...

Мать: Господи, взять в доме чужие вещи... Зачем они тебе? Стыд-то какой, господи!

Сын: Что вещи... Есть кое-что посущественней... Видишь ли, мать, как тебе сказать... Дело в том... В общем...

В общем, Паденчук так и не решился сказать матери о своем преступлении. А наутро, проворочавшись ночь на жестких нарах, отправился к начальнику колонии с повинной. Он подробно рассказал, почему решил признаться. Ситуация была не менее странная, чем в свое время с Владимировым, когда тот тоже пришел с повинной. И так же, как Владимирову, Паденчуку вначале не поверили. Случаются самооговоры под влиянием «юридических советов» других осужденных, кое-кого не очень веселая жизнь в местах лишения свободы толкает на своеобразные «шутки». Короче говоря, Паденчуку пришлось еще доказывать, что преступление, о котором он поведал, совершил действительно он. Следователь попросил его описать внешность Владимирова, рассказать, как выглядел учитель Гусев, нарисовать схему двора у дома Владимирова.

А потом была очная ставка.

Следователь: Гражданин Владимиров, знаете ли вы сидящего перед вами человека?

Владимиров: Да, знаю. Это тот самый человек, с которым я прошлой осенью встретился, когда нес воду домой. Тогда он угрозами заставил меня принять участие в преступлении.

Следователь: При каких обстоятельствах произошло ваше дальнейшее знакомство?

Владимиров: После того, как мы сбросили с лодки человека, Паденчук — это