Так завершается карьера сыщика в XIX веке - Михаил Леккор

— Да, — кивнул сыщик, соглашаясь. Поинтересовался: — осмелюсь только спросить, ваше императорское величество, что пострадало от рук действий злоумышленников — держава или скипетр?

Император как-то поперхнулся от неожиданности. Как князь узнал наисекретнейшие сведение, известные только в целом двоим — ему и графу Бенкендорфу?

Глава 3

Император Николай стремительно повернулся и посмотрел на своего собеседника. Взгляд был и подозрительный, и восхищенный. Покачал головой:

— Как ты все узнал, ведь ты находился в стороне от розыска? Хотя, что я наивный говорю, голова-то твоя с тобой и, в отличие от многих, ты ею можешь, да и хочешь пользоваться!

Николай сердито посмотрел на великого уже князя, как будто это именно он был виноват в недостатке в штате жандармского аппарата ставок думающих аналитиков. Потом явно опомнился и стал собираться, как и хотел, в Зимний дворец.

Правда, перед этим ее перехватила дочь Мария Николаевна. Она о чем-то сравнительно долго говорили. Константин Николаевич разговор не слышал, они буквально шептались, но видел мимику лиц. Император сначала был недоволен, но Мария, не собираясь сдаваться, настаивала, и ее дражайший папА не удивление быстро отступил. В конце он что-то сказал, причем довольно тепло и стремительно вышел.

Великому князю пришлось поторопится, наскоро попрощаться с Марией (та напомнила ему о сегодняшним бракосочетании) и выскочил. Впрочем, большой ряд карет только еще выстраивался в дорожную линию.

Император явно не торопился, ожидая великого князя, и окружающие это чувствовали. Но когда он вышел, по предложению Николая Павловиче сел в его карету, то процесс резко убыстрился.

Константин Николаевич, глядя на это, поговорил с монархом. Однако попытка великого князя хотя бы поверхностно ознакомится с ситуацией, с чем же так сумели проколоться жандармы, император пресек одним движением руки. Не ограничившись этим, коротко сказал:

— Здесь не место болтать, больно много ушей. Приедем в мой служебный кабинет — поговорим обо всем и предельно открыто. Во всяком случае с императорскими регалиями ты сказал точно. И имей в виду, полную картину катастрофы до сих пор имеют только два человека — я и граф Александр Христофорович. Гораздо больше людей знают фрагментарно, по отдельным деталям.

А здесь, в карете, покойно и безопасно. Но все равно, откровенничать чрезмерно я не буду. Едем в Зимний дворец!

Князю Долгорукому оставалось только смирено подчиниться, хотя он, дай бог, не понимал, почему император так наделся на совершенно незащищенное помещение и тащил его туда.

Николай в этом отношении оставался, как типичный восточный сатрап. Объяснять отказывался, а вот принуждать к действию мог сколько угодно. Сам считал все свои помещение, одежды и личные вещи как бы сакральными. А еще говорили, что петербуржские императоры обрели западный лоск и манеры. Как были московские деспоты, так ими же остались! Сразу видно — предок у него Петр Великий, всю Россию тащил за бороду в парадиз и ругался.

Перед отъездом, кстати, Константин Николаевич сунул свой нос в их семейную спальню. Маша уже снова лежала в постели, ее мать Александра Федоровна деятельно хлопотала рядом. Ольга перебирала льняные ткани и корпий, приготовленные на случай появления ребенка! Твою ж, ведь только сутки начал существовать ребенок! Если вообще начал. И пусть его рождение явление весьма радостное, но очень грязное и даже кровавое, но ведь не так же долго. Да, попаданец понял — еели не все Романовы, то, по крайней мере, родители его ждут с нетерпение!

Видимо, в спальне они и решили принимать роды. Что же, они с Машей специально пока не обговаривали место родов, но как бы сугубо автоматически предполагалось, что это будет спальня. Там, где зачинали, там и рожать будет. А где еще принимать ребенка?

Ведь во второй четверти XIX века роддомы в России подразумевались только теоретически. Николай I еще при родах своей жены повелел создать учреждения акушерского дела, но потом, родив положенное количество детей, супруга это дело прекратила. От этого и император стал весьма пассивен. Да и российское общество особо не рвалось. Считалось, как рожали бабы от сотворения мира где-то дома, так и дальше будут.

Уже и дочь его, повзрослев, собиралась рожать, а все одно процесс приходился дома и без квалифицированной медицинской помощи. Хотя нет, — князь Долгорукий несколько неприязненно проводил взглядом опрятно одетую старушку, — те же повивальные бабки, как двести лет назад. Бр-р! Потому и первая его жена Елена Федоровна так тяжело рожала.

Как уроженец просвещенного XXI века, Константин Николаевич с очевидной брезгливостью смотрел на примитивную псевдомедицину XIX века. С другой стороны, а что ему оставалось делать? Он не гинеколог и не администратор! Он сыщик, а потому молчи в тряпочку!

С чувством внутреннего неудовольствия спустился из кареты на землю. Николай, наскоро собравшись, уже ждал его у входа, озабоченно и с опаской поглядывая на небо. Дождь поджидает зимой?

— Монарха заставляешь ждать, — заметил он, оп, впрочем, довольно беззлобно и сразу предложил, не дожидаясь ответа: — зайдем в Зимний дворец? А то всякие дела множатся, не давая спокойно почивать.

Эк его потянуло философствовать. Еще и Бога приплетет. Пожалуй, он на это отвечать не возьмется. Попаданец молча пропустил Николая, не прекословя. Простому человеку XXI века он, может быть, еще бы возразил, но абсолютному императору России XIXвека как-то было тяжелее. Феодальные заморочки, итить его!

Николай I тоже не стал больше ругаться. Какой смысл оттягиваться с невиновным человеком, да еще теперь практически родственником. Сел в пролетку, погрузился в свои думы. Заговорил о тайном, неприятно его до сих пор впечатляющем:

— Неужели я такой слабый никчемный монарх, что беру людей где попало и как попало, а потом не могу хотя бы перевоспитать?

Посмотрел на собеседника вопросительно. Тот, не зная, о чем идет речь, только недоуменно пожал плечами. Сам он никогда не занимался интеллигентным самоедством, считая это занятием никчемным и бесперспективным. Если делать тебе совершенно нечего, ищи работу потяжелее и все получится!

Так они прошли остальной путь в молчании и короткими репликами. Оказались, наконец, в личном рабочем кабинете монарха, где император почему-то чувствовал себя безопасно. Попаданец все-таки понял в чем дело. Тот чисто психологически чувствовал себя легче в знакомой, понятной почти с детства обстановке, перекладывая ее, видимо, и на безопасность.

Вот здесь Николай Павлович и сообщил всю имеющую информацию, которая портила ему настроение который день.

Оказывается,