Волшебная мелодия Орфея - Лариса Капелле

– Ровным счетом никакого, его настоящее имя Нафанаил Вошек, и слагает он не вирши, а компьютерные вирусы, хотя внешность у него и на самом деле поэтическая. Вот, посмотри.

С этими словами он протянул ей мобильник с фотографией Бодлера. Из поэтического присутствовали взлохмаченные кудри, творческий беспорядок в одежде вкупе с весьма экзотическим сочетанием цветов и горящие вдохновением глаза.

– Расческа ему явно не помешала бы, – хмыкнула Настя.

– Ему много чего не помешало бы, – вздохнул Гарик.

– Например? – напряглась Настя.

– Побольше рационального мышления и поменьше сдвигов по фазе.

– А у него их много? – На этот раз Столетова встревожилась.

– Вагон и маленькая тележка!

– Например?

– Его старшая сестра с белой крысой, – покачал головой Гарик, который уже начал искренне сожалеть о случившемся душевном порыве.

– Пояснее можно? – попросила его Настя.

– У Бодлера есть старшая сестра, существующая исключительно в его собственном воображении.

– В его воображении?

– Я немного неточно выразился, – исправился Гарик, – у него действительно была старшая сестра, но она умерла в возрасте нескольких дней, и понятно, что Бодлер ее никогда не встречал. Однако это не мешает рассказывать всяческие небылицы.

– Про сестру, которая живее всех живых?

– Вот именно, как мумифицированный вождь мирового пролетариата, – вспомнил Гарик пионерские девизы советского прошлого, – я так думаю, что выдуманная сестра помогает Бодлеру примириться с несовершенством женского пола. Хотя скорее просто-напросто с существованием противоположного пола вообще.

Оба замолчали. Гарик сосредоточился на вождении, а Настя мысленно готовилась к определенному количеству дней проживания под одной крышей с малахольным хакером.

Предупреждения Гарика оказались нелишними. Стоило Насте пересечь порог, он появился перед ними как ни в чем не бывало и требовательно заявил:

– В моей комнате, насколько я понимаю, розетки интернетной связи нет (уточнить, как называется в России)?

– Wi-Fi обойдешься! – не стал церемониться Гарик.

У Насти же возникло противное впечатление, что на нее обратили ровно столько же внимания, как на стоящую рядом с дверью вешалку.

– Кстати, поздоровайся с Настей, – как плохо воспитанному ребенку напомнил Арутюнян.

– Это ты Настя?

– Я, – подтвердила она.

– Здравствуй, я тебе мешать не буду, – пообещал хакер и исчез за дверью.

Гарик с улыбкой наблюдал за слегка опешившей гостьей.

– Вот ты и познакомилась с Бодлером, – констатировал тот.

– Познакомилась, – хмыкнула Настя.

– Расслабься, он не кусается.

– Он всегда такой?

– Почти, просто у него специфические представления о жизни в социуме.

– Это я уже поняла.

Уже за ужином, к которому Бодлер выходить нужным не посчитал, сообщив, что он уже нашел все, что ему нужно, в холодильнике, разговор зашел о неприятностях поэта-хакера. Гарик коротко ввел Настю в курс дела. Та была заинтригована:

– Ты уверен, что Бодлер не видел убийцу?

– Уверен, если бы видел, то все было бы гораздо проще!

– Ты думаешь, ему действительно грозит опасность?

– Не уверен, но на всякий случай решил, что ему лучше уехать.

– Классно, а меня будете держать в курсе дела? – попросила она с загоревшимися глазами.

– Подожди-ка, ты в это дело не влезай! – опомнился Гарик. – У тебя работа, ты скоро уедешь в Клюни, в кампус Высшей школы искусств и ремесел и благоразумно забудешь всю эту историю.

– Уеду, – согласилась Настя, – только ты совершенно забыл одну деталь.

– Какую?

– Насколько я поняла, этот самый Магнус жил и умер в Клюни…

Ноябрь 1147 года, аббатство Клюни, владения Французской короны

Человек, стоявший перед привратником Клюнийского аббатства, явно привык повелевать. Его голос был властным, а взгляд серых с металлическим отблеском глаз – прямым, умным и жестким. Даже грубая коричневая ряса, подпоясанная перекрученной веревкой, не нарушала этого впечатления. Гостю аббатства не было никакой необходимости щеголять в роскошных нарядах, чтобы подчеркнуть собственное достоинство. Даже в самом простом облачении он выделялся в любой толпе. Его спутник был поменьше ростом, помоложе, с изящным подвижным лицом и такими же тонкими руками. В отличие от своего наставника, державшегося с молчаливым и величавым спокойствием, ученик нервничал. Он явно устал с дороги, был голоден, и ему не терпелось оказаться внутри.

– Передай, что монахи ордена Святого Бенедикта Гийом Ожье и Руфин Редналь просят аудиенции с его милостью Петром Достопочтенным! – просто заявил старший.

Привратник подозвал проходившего мимо молодого послушника и отправил его с посланием к аббату. Гости же терпеливо ждали, пока их проведут к настоятелю. Но вместо настоятеля навстречу им вышел высокий и худой монах в бурой рясе, подпоясанной кожаным поясом.

– Pax et bonum^[1], мой брат, – слегка поклонился он.

– Pax et bonum, – наклонил голову приезжий.

– Ансельм, – представился встречающий, – странноприимный брат. Добро пожаловать в аббатство, братья! Вы наверняка устали с дороги, вам надо прийти в себя и отдохнуть. Пока Петр Достопочтенный и наши братья закончат полуденную молитву, я покажу вам ваши покои.

– Мы не устали и готовы присоединиться к братьям для молитвы, – спокойно возразил отцу-госпиталию старший приезжий, младшего, мечтавшего о покое, передернуло, но возразить он не решился.

Ансельм кивнул:

– Как пожелаете, братья, пусть ваш приезд оживит и питает молитву каждого из нас.

Ожье только склонил голову в знак согласия. Странноприимный монах развернулся и пошел, указывая путь новоприбывшим. Глазам путников открылась впечатляющая сцена. Внутри аббатство оказалось еще великолепнее. Особенно потрясала базилика. Даже леса, опоясывающие строящийся собор, не могли скрыть изящества и величественности здания. Вокруг него громоздились другие постройки, поменьше, но также добротно построенные: странноприимные покои, трапезная, монастырская кухня с погребами, покои аббата, две огромные общие спальни для монахов, третья, чуть поменьше, для послушников, чуть подальше виднелись лазарет, конюшни, амбары, кузница и ремесленные мастерские. Чувствовалось, что монастырь был отлично организован. Расположение зданий подчинялось строгой логике, все было практично, красиво, чисто и ухоженно. Аббатство Клюни искусно обошло завет монашеской бедности и неустанно воплощало в жизнь собственный девиз: «Бедные монахи, богатый монастырь».