Записки Клуба Лазаря - Тони Поллард

— И они были бы намного прочнее, чем тот аппарат, который сделал Стрингфеллоу, — заметил практичный Гёрни.

— А что думаете вы, Дарвин? — спросил Броди, которому, к моему удивлению, похоже, понравилось утреннее приключение на холме. — Может ли человек летать?

Дарвин глубокомысленно прожевал кусок копченого лосося и ответил:

— С точки зрения эволюции нет никаких оснований утверждать нечто подобное. Я думаю, что птицы, какими мы их знаем сейчас, скорее всего эволюционировали из примитивных ящериц. Это мнение разделяет мой друг мистер Хаксли — вы можете пригласить его в наш клуб. Он далеко не сразу согласился разделить мои идеи, но это удивительный человек и замечательный оратор.

Броди утвердительно кивнул.

— Так вот, — продолжал Дарвин, — судя по тому, что вы рассказали мне об изобретении Стрингфеллоу, вполне вероятно, что однажды люди смогут полететь. Но крылья у них появятся не в результате эволюции, а благодаря изобретательности, которая, в свою очередь, вполне может быть продуктом эволюционного развития.

— Я с вами согласен, — сказал Кэтчпол. Из-за нехватки стульев он, как и я, предпочел стоять за столом. — Но что мы имеем в виду, когда говорим о человеке? Безусловно, нельзя сказать, что все представители человеческого вида равны. Ведь согласитесь, что некоторые из нас, включая всех здесь присутствующих, превосходят по своему уровню развития большинство людей?

— Не понимаю, о чем вы, лорд Кэтчпол, — сказал Дарвин. Однако я видел — он прекрасно понимал, что ему пытаются сказать.

— Мы — маленькая группа, элита, обсуждаем эволюцию человечества, в то время как подавляющее большинство озабочено лишь одним вопросом — как добыть себе пропитание.

— Возможно, так оно и есть. Но вы как промышленник должны знать, что в основе неравенства лежат экономический и социальный факторы, и это вовсе не говорит о более низком развитии отдельных людей.

Даже если Кэтчпол и знал об этом, то признать правоту Дарвина не захотел.

— Я сильно сомневаюсь, что эти факторы могут объяснить, почему один класс оказывается выше другого или одна раса позволяет, чтобы ее поработила другая.

— Полагаю, вы говорите об африканских рабах, которые собирают ваш хлопок в Америке?

— В том числе и о них.

Витуорт хотел вставить слово, но я опередил его:

— Сэр, при всем моем уважении к вам, я считаю рабство отвратительным, а вашу попытку легализовать его с помощью теории мистера Дарвина — крайне неприглядной.

Лорд презрительно поморщился, а затем продолжил обычным сдержанным тоном:

— Я лишь воспользовался теорией Дарвина, чтобы доказать — эволюция ответственна в том числе и за деяния человека. Она в равной мере может объяснить возникновение рабства или способность человека к полетам, так же как и появление оперения у птиц.

Дарвин нахмурился, его густые брови изогнулись, как лохматые гусеницы.

— Я согласен с доктором Филиппсом: вы неправильно интерпретировали мои идеи, лорд Кэтчпол. Однако уверен, что вы не последний, кто попытается использовать теорию эволюции, чтобы оправдать превосходство одной расы или класса над другими. Я прекрасно знаю, что открыл ящик Пандоры. А теперь извините меня, джентльмены, я что-то неважно себя чувствую и хотел бы отдохнуть.

— Хорошо сказано, доктор Филиппс, — прошептал мне на ухо Оккам, подходя сзади и наблюдая, как лорд Кэтчпол направился в сторону поджидавших нас экипажей.

— Думаете, он и есть наш человек? — спросил я.

Оккам покачал головой.

— Безжалостность к окружающим еще не делает человека убийцей. В противном случае большинство известных нам людей сидели бы сейчас за стенами Ньюгейта.

Разумеется, он был прав.

— Трудно быть милосердным, если управляешь хлопковой империей.

— Да, как говорится, с добрым сердцем не заработаешь больших денег. Возможно, Дарвину самому стоит немного эволюционировать в сторону большей толстокожести.

Я попытался улыбнуться, но не смог. Слишком сильно было мое разочарование — мы по-прежнему не продвинулись в наших поисках убийцы Уилки.