Искатель, 1995 №3 - Джон Данн Макдональд

на чужеродный белок, попавший в него, будь то бактерия, вирус или пересаженное сердце. При пересадке органов врачи вынуждены бороться с отторжением. Мы тоже боремся, но с отторгающей реакцией чужого пространства — времени.

На селекторе Блаут-Блачева загорелась красная лампочка, а в динамике зазвучал голос дежурного оператора:

— Игорь Владимирович! Возникла критическая ситуация. Коэн— Блэйк все время пытается что-то вспомнить.

— Этого еще не хватало! В каком он году?

— В тысяча девятьсот тридцать восьмом. В настоящий момент беседует, похоже, с самим Сталиным.

— Во что бы то ни стало подавите стремление Блэйка что-то вспомнить. Вы слышите! Во что бы то ни стало.

— Игорь Владимирович! Это дополнительно обойдется в несколько сот тысяч долларов.

— Ничего. Заказчик заплатит.

— Понял.

Красная лампочка на селекторе погасла; Блаут-Блачев откинулся в кресле и закрыл глаза. На несколько минут в помещении наступила тишина. Казалось, даже экспансивный француз затаил дыхание. Внезапно президент «Варианта» заговорил, не раскрывая век:

— Ну вот, мсье де Понсэ, и осложнения начались. А вы просите поскорее. Да не дай Бог, блокада памяти сейчас откажет у разведчика, и немедленно начнется отторжение. Представьте на миг. Сидит человек у Сталина. И диктатор с гордостью сообщает своему иностранному гостю: сам Карл Маркс, отец научного коммунизма, приехал к нему в Советский Союз, чтобы воочию увидеть воплощение своей мечты. А у Коэна-Блэйка отказывает блокада памяти, и он принимается яростно доказывать Сталину, что тот не прав и что Маркс давно умер. Пространство-время в лице Иосифа Виссарионовича начнет немедленно отторгать Коэна-Блэйка. Туг уж поломанными ребрами и выбитыми зубами не отделаешься. Скорее всего к нам вернется лишь труп разведчика.

На селекторе снова зажглась красная лампочка.

— Игорь Владимирович! — почти шепотом заговорил оператор. — Он пытается вспомнить! Он вот-вот вспомнит…

— Михаил Афанасьевич! У меня к вам личная просьба, — повторил свои слова вождь; в это же время Джек был охвачен каким-то странным чувством. Все происходящее вокруг казалось ему нереальным, призрачным. Будто его заставили забыть что-то очень важное и вложили в память нечто, не имеющее к нему совсем никакого отношения. Он словно играл на сцене роль, он словно перевоплотился в героя какой-то драмы, полностью отключившись от своего подлинного «я»… И еще эта мучительная мысль: «Когда же родился Карл Маркс? Он же вроде не дожил даже до семидесяти…»

Внезапно чувство нереальности происходящего вокруг ослабло, а мучительный вопрос перестал тревожить. Коэн-Блэйк вновь почувствовал жгучий интерес к словам отца народов:

— … я бы попросил вас убрать из романа несколько страниц. Убрать навсегда. Мне кажется, произведение от этого только выиграет.

Мастер вопросительно посмотрел на вождя. Тот продолжал:

— Речь идет о страницах, где говорится о причинах прибытия в Москву нечистой силы, — тут вождь слегка усмехнулся. — Ио причинах, по которым она покинула столицу нашей родины… Представьте себе, прошли десятилетия. Сколько, еще не знаю. Давно построен коммунизм. Теория Маркса-Ленина победила окончательно и бесповоротно. Человечество гордится нашей эпохой. Нами — построившими социализм в отдельно взятой стране. Сам Карл Маркс приехал в Советский Союз, чтобы посмотреть на воплощение своей мечты. И тут обнаруживают рукопись «Мастера и Маргариты». Роман выходит в свет. И вызывает, мягко говоря, нэдоумэние, — грузинский акцент у вождя снова стал заметным. — Оказывается, этот ваш Воланд, гэнэральный сатана, прибывает в Советский Союз, чтобы тоже посмотреть на воплощение своей мечты, своей многовековой мэчты — на государство, где почти никто не вэрит в бога. Пожив в столице несколько недель, вся эта дьявольская шайка спэшит убраться восвояси. Оказывается, даже чертям тошно стало от увиденного в стране побэдывшэго социализма. Какие же параллэли могут возникнуть у читателя коммунистического общэства после прочтения вашего романа, если при этом учесть приезд Карла Маркса. Атеиста. Одного из творцов диалектического и исторычэского матэриалызма?. А?

Раздался телефонный звонок; вождь поднял трубку:

— …Да, товарищ Ежов. Это я распорядился привезти Булгакова ко мнэ… Товарищ Блэйк тоже здесь. Мы обсуждаем один роман… Товарищ Ежов, я нэ считаю Михаила Афанасьевича врагом народа. Он просто нэ совсем верно понимает политику партии. Но, надэюсь, поймет. Я объясню… Товарищ Ежов! Вам же известно, как я люблю бывать в Художественном тэатре. На «Турбиных»… Вождь нашего государства нэ может смотреть пьесу врага народа, а ведущий советский театр нэ может ставить ее. Кстати, Николай Иванович, послезавтра во МХАТе снова дают эту пьесу Михаила Афанасьевича. Примите, пожалуйста, меры. Я намэрен побывать на этом спектакле. Буду рад видать на нем и вас. До свиданья, товарищ Ежов!

Сталин положил телефонную трубку, посмотрел на писателя и сказал, улыбаясь в усы:

— Звонил Николай Иванович Ежов. Вас разыскивают, Михаил Афанасьевич. Подумать только — полтора часа назад писатель Булгаков был на Лубянке и вдруг исчэз из камеры. Ситуация прямо-таки булгаковская. В духе известного нам романа.

Вождь подошел к письменному столу и принялся выбивать в пепельницу трубку. На сердце у Мастера было тяжело — он прекрасно сознавал, что хозяин кабинета приговорил его детище к оскоплению. Сейчас это гениальный роман, великий. После кастрации он перейдет в совсем иное качество. Его можно будет назвать выдающимся, блестящим, остроумным, но никак не гениальным. И даже отчаянная смелость тут не выручит.

Вновь раздался голос вождя:

— Михаил Афанасьевич! Вы можете ехать домой. К своей Маргарите. Вас отвезут. Отдохните, подумайте. Через день, как я уже говорил, во МХАТе ставят «Турбиных». Зайдите, пожалуйста, ко мне в ложу в первом антракте. Надэюс, ваше решение созрэет к этому врэмени. До свиданья! А вас, товарищ Блэйк, я попрошу остаться. Мы еще побеседуем нэмного.

Мастер вышел…

Началась беседа вождя с Джеком.

— Товарищ Блэйк! Во время допроса вы показали следователю, что приехали в Советский Союз для участия в строительстве коммунистического общества.

Джек молча кивнул.

— Следователь вам не поверил. Он был жесток. Он понесет наказание.

Джек готов был расплакаться после этих слов вождя.

— Он понесет наказание, — повторил хозяин кабинета, его грузинский акцент стал почти незаметен. — Такие, с позволения сказать, чекисты позорят наше государство. Товарищ Блэйк, сейчас очень многие зарубежные товарищи стремятся приехать к нам, чтобы помочь в строительстве новой жизни. Мы им очень за это благодарны. Но они больше помогут нам в строительстве коммунизма, находясь у себя дома. Почитайте буржуазные газеты, почитайте газеты социал-демократов. Этих социал-предателей. Почитайте, наконец, газеты, которые издаются этим Иудушкой Троцким и иже с ним… Сплошная клевета! О чем в них пишут сейчас? Что мы заманили в страну престарелого Маркса, а когда он начал критиковать наши порядки, умертвили его. Иосифу Сталину якобы не нужен живой Маркс. Иосифу Сталину Маркс нужен мертвым.