Тропа воскрешения - Майкл Коннелли

смертельным ударом. Я чувствовал не только ярость на Морриса, но и глубокое разочарование в судье за то, что она не сделала шаг вперёд и не приняла в качестве доказательства реконструкцию, основанную на искусственном интеллекте.

Так мы и сидели, глядя на раскинувшийся во все стороны потрясающий город, но никто из нас не мог разглядеть его красоту. Небо медленно темнело, и вместе с ним таяли шансы Люсинды Санс на свободу.

— Мне очень жаль, Микки, — сказала Арсланян. — Если бы я только…

— Нет, Шами, — перебил я. — Это моя ошибка. Я должен был это предвидеть. Я должен был спросить вас о платформе.

— Вы собираетесь обжаловать решение судьи? — спросил Босх.

— Конечно, — ответил я. — Но, как я уже сказал в суде, тем временем Люсинда возвращается в Чино и ждёт. Речь идёт о годах. Даже если мы выиграем в Девятом округе, дело дойдёт до Верховного суда. Это займёт пять—шесть лет. Может быть, к тому времени примут новый закон, но к тому моменту Люсинда почти или совсем отбудет весь срок и выйдет на свободу.

— А как же то, что вы всегда говорите — про то, что нельзя «отзвонить» уже прозвучавший колокол? — спросил Циско. — Судья всё видела. Возможно, она вычеркнет показания, но ведь внутри себя она знает, что они были сильными.

Я покачал головой:

— Это так, но судья знает и то, что за ней следит генеральный прокурор, — сказал я. — Она сделает всё, чтобы не дать этому факту пробиться в мотивировочную часть её решения.

— Это моя вина, — сказала Арсланян.

— Оставьте, — сказал я. — Я капитан этого тонущего корабля. Всё на мне, и если он уйдёт ко дну, то вместе со мной.

— Не если ты снова вызовешь Сэнгер на свидетельское место и докажешь, что она лжёт, — сказал Босх. — Судья тебе задолжала, и она это знает. Докажи, что Сэнгер — лгунья, и, возможно, она вынуждена будет выдать тебе Макайзека. А там, если мы его вызовем, узнаем правду, которая укажет на Сэнгер, а не на Люсинду.

Я сделал большой глоток клюквенно‑содовой и снова покачал головой:

— Не думаю, что Коэльо считает, будто что‑то мне должна, — сказал я. — Федеральные судьи назначаются пожизненно. Они редко смотрят назад — пока их не поправит Девятый округ.

Повисло ещё одно долгое молчание. Я допил напиток и стал искать глазами официантку.

— Ещё? — спросил я.

— Я — да, — сказал Босх.

— Мне ещё пива, — сказал Циско.

— Я тоже, — сказала Арсланян.

Официантки не было видно. Я встал со своим пустым стаканом и захватил бокал Циско. Повернулся, чтобы пойти к бару.

— Жаль, что у нас нет тех тест‑полосок для анализа на гликозилированный рибонуклеин, — сказала Арсланян.

Я обернулся.

— Это не имеет значения, — сказал я. — Эти люди не дураки. Они бы просто заменили использованные на Люсинде полоски на такие же, заранее пропитанные следами пороха.

— Я знаю, — сказала Арсланян. — И знаю, что улики уничтожили после окончания процесса. Но я говорю не о том, чтобы снова проверять их на наличие пороха. Если бы эти тест‑полоски действительно проводили по рукам Люсинды, на них остались бы клетки кожи. Тогда большинство людей, в том числе адвокаты, почти не задумывались о ДНК, полученной методом контактного переноса. А теперь тесты настолько продвинулись, что мы смогли бы установить, действительно ли эти полоски использовались на ней.

Я чуть не выронил оба стакана. Быстро вернул их на стол.

— Подождите, — сказал я. — Вы сейчас…

Я замолчал. В голове лихорадочно всплывали документы по первоначальному делу Люсинды, которые я видел.

— Что? — подтолкнула меня Арсланян.

— Материалы окружной прокуратуры по первому делу, — сказал я. — Мы получили их копию в рамках раскрытия. Там было ходатайство о разделении вещественных доказательств. Фрэнк Сильвер шёл по привычной колее: он попросил выделить часть улик, чтобы отправить их в частную лабораторию. Судья постановил передать один из образцов на экспертизу Сильверу. А потом он уговорил Люсинду на сделку, и всё потеряло смысл.

— Ты хочешь сказать, что образец всё ещё может лежать в лаборатории? — спросил Циско.

— Страннее вещи случались, — сказал я. — Вспомните досье в багажнике «Линкольна».

— Я вернусь через пять минут, — сказал Босх.

Он поднялся и направился к лифту. Я посмотрел на Циско:

— Циско, дай мне свой телефон, — сказал я. — Сильвер вряд ли захочет отвечать на звонок с моего номера.

Циско достал телефон, ввёл код и протянул мне. Я вынул из бумажника визитку, которую несколько месяцев назад взял из прорези рядом с дверью офиса Сильвера. Сохранил на тот случай, если он мне понадобится.

Я набрал номер. Сильвер ответил бодрым голосом:

— Фрэнк Сильвер, чем могу помочь?

— Не вешайте трубку.

— Кто это?

— Это Холлер. Мне нужна ваша помощь.

— Моя помощь? Чепуха. Вам нужна моя голова, чтобы повесить на неё пятьсот четвёртую. Спокойной ночи.

— Сильвер, не бросайте. Я говорю серьёзно, мне действительно нужна ваша помощь. И вы же знаете: я так и не подал пятьсот четвёртую. Это был реквизит.

Повисла пауза.

— Лучше бы это не оказалось уловкой, — наконец сказал Сильвер.

— Нет, — сказал я. — Мне нужно, чтобы вы вспомнили, как вы работали по тому делу. Вы получили постановление о разделении доказательств, чтобы направить в частную лабораторию одну из проб на частицы пороха, якобы взятых у Люсинды. Помните?

— Если это в деле, значит, я так и сделал.

— То есть вы не помните?

— С тех пор у меня было немало дел, верите вы или нет. Невозможно держать в голове все подробности каждого.

— Ладно, понял, — сказал я. — Я сам такой же. Но вы же помните, какой лабораторией пользовались, и вернулись ли улики вам или в суд после экспертизы? Я не помню в деле ни одного лабораторного отчёта.

Снова повисла тишина, и я почти слышал, как Сильвер прикидывает, как ему лучше разыграть ситуацию.

— Вам нужно название лаборатории, с которой я работал, — сказал он.

— Давайте, Сильвер, не упускайте шанс, — сказал я. — Образец для теста до сих пор может лежать там.

— На самом деле, думаю, так