Ночной поезд в Мемфис - Элизабет Питерс

Наверное, сердце у меня остановилось или кровь застыла в жилах, потому что я ничего не чувствовала, кроме неотчетливого первобытного желания наброситься на Макса.

Когда все ушли, он закрыл дверь, затем посмотрел в сторону гардероба и тихо сказал:

— Мне очень жаль, доктор Блисс, что вам пришлось на все это смотреть.

— Мне тоже. — Его реплика была столь неожиданной, чтобы не сказать больше, что я ответила не задумываясь. Почему бы и нет? Он знал, что я здесь. Будет ли он теперь извиняться за то, что собирается вытащить меня отсюда и передать в руки Ханса и Руди? И Мэри?

— У вас есть часы?

В этот момент я думала о Мэри, вспоминая ее взгляд и слова о том, что у нее есть план относительно меня.

— Что? А, да.

— Подождите пятнадцать минут. К этому времени большинство из нас покинут дом. Если вы примете надлежащие меры предосторожности — я имею в виду прыжок с балкона, — то сможете уйти незамеченной. Умоляю вас не совершать геройских и глупых поступков. Это кончится лишь тем, что вас поймают.

— Куда вы его увозите?

Макс цокнул языком:

— Чем спрашивать, доктор Блисс, вы бы лучше...

— Макс! Умоляю, вы когда-то сказали, что считаете себя моим должником...

— Вот я и плачу долг. У меня будут большие неприятности, если станет известно, что я помог вам бежать. Садитесь на первый же самолет в Каир и улетайте из страны как можно скорее.

— Вы знаете, что я этого не сделаю. — Разумная женщина не стала бы терять время на споры с ним. Вики Блисс вопреки здравому смыслу продолжала говорить: — Когда-то вы задали мне вопрос, помните? Тогда я не знала ответа на него. Теперь знаю. Я люблю его, Макс. Пожалуйста...

Макс сделал шаг в сторону гардероба.

— Вы плачете? — подозрительно спросил он.

— Заплакала бы, если бы знала, что это поможет, — ответила я, шмыгнув носом.

— Не поможет. Честно признаться, не могу понять, почему такая умная женшина, как вы, ведет себя столь неразумно. Вам бы следовало поблагодарить меня за то, что... А ну, прекратите!

— Не могу, — хлюпала я. Стороннему наблюдателю разговор между галантным бандитом и платяным шкафом мог бы показаться забавным. Но я не была сторонним наблюдателем, и Макс явно чувствовал себя неуютно. Я не могла понять его. Никогда не могла. Ведь это только в книгах встречаются хладнокровные негодяи с одной чувствительной стрункой в сердце, высеченном из камня. Но если он на самом деле не хотел дать мне уйти, зачем отослал Руди и Ханса?

— Пятнадцать минут, — повторил Макс. — Не пытайтесь их догнать, это бессмысленно, они уже покинули дом. А вот она еще здесь, и ничто не доставит ей большего удовольствия, чем общение с вами. Кстати, и ему не будет никакой пользы, если вас снова схватят.

Он считал себя таким умным! В промежутках между всхлипами я выговорила:

— Не могу выйти, он меня запер.

— Но здесь нет ключа. — Макс подошел к гардеробу. — А, понятно. Очень хорошо, это задержит вас здесь как раз столько, сколько нужно. Auf Wiedersehen, вернее, прощайте, доктор Блисс.

Пока он шел к двери, я всхлипнула еще несколько раз. Макс передернул плечами, но не остановился и не обернулся.

Я подождала несколько минут, на всякий случай, потом снова попыталась открыть дверь — она растворилась без труда. Запор, оказывается, был частью декоративного орнамента, совершенно незаметной, если не искать специально. Я бы могла и выбить его, навалившись на дверцу посильнее, но Макс облегчил мне задачу — жалко было портить такую прекрасную старинную вещь.

Прежде чем его схватили, Джон успел сорвать покрывало с постели. Если я еще не сказала об этом, то надо заметить, что простыни здесь были льняные, но тонкие, словно шелк. Они легко связывались. Я вытащила импровизированную веревку на балкон. Мои окна выходили в сад. Я слышала шум на заднем дворе — видимо, там работали упаковщики и грузчики. Со стороны сада не было никого, даже садовника, тем не менее, привязывая конец простыни к кованым перилам, я смотрела в оба. Прежде чем перелезть через балконный парапет и схватиться за самодельную веревку, я повесила сумочку себе на шею.

Я немного занималась скалолазанием и была весьма высокого мнения о своих способностях плавно спускаться по дымоходам и отвесным склонам скал, однако теперь поняла, что веревка из простыней — вовсе не то, что настоящая веревка, к тому же фиксированная блоками. Мускулы ног работали совсем не так, как нужно, простыни вытягивались, а сумочка без конца била меня по груди. Однако я не могла отбросить ее. Быть беглянкой и так нелегко, быть ею без денег, паспорта и других полезных вещиц обременительно вдвойне.

Последние десять футов мне пришлось пролететь — не потому, что порвались простыни, а потому, что в ногах не осталось силы. Поднявшись — не без труда — на ноги, я крадучись двинулась вдоль стены, ныряя под окна, пока не добралась до угла.