"Расследования Екатерины Петровской и Ко". Компиляция. Книги 1-30 - Татьяна Юрьевна Степанова

— Жаль, ты меня тогда остановил, — хмыкнул Кравченко, трогая машину с места.

— Я? — удивился Мещерский.

— Ты, ты. А еще говорил, что бокс разгоняет кровь лучше крапивы. Видишь, как она аж лицом просветлела — к нему! Наше общество ее уже утомляет.

— Болваны! — Катя отвернулась и неожиданно для себя показала пялившемуся на них из красной иномарки типу кончик розового языка.

Глава 23

ГРИПП — КАК ПЕРСТ СУДЬБЫ

На приглашениях даты обычно не ставили. Это оказалось и к лучшему — все равно пришлось бы исправлять. Ибо после посещения Большого Олли неожиданно свалил грипп. Весна — пора любви и пора инфлюэнцы, всякая зараза оттаивает и, стремясь продолжить свой микробный род, запускает зубки в людскую плоть.

Поднявшись поутру, Олли обнаружил, что он в одночасье охрип и осип. Он беспрерывно сморкался, пил чай с медом и не расставался с градусником: тридцать восемь и восемь. Верховцев решил отложить все. Все. Все равно сопливые лицедеи никому не принесут радости: ни зрителям, ни Мастеру.

— Принимай тетрациклин, — наставлял он Олли, томно раскинувшегося на широкой кровати в спальне. — Лечись, мальчик. Мы все сейчас зависим от того, насколько быстро ты придешь в норму. — Вот, Анечка, — сказал он статистке, пришедшей проведать больного. — Вот что такое жизнь артиста: замок Фата-Морганы, мираж. Человек предполагает, а Бог... Итак, все отодвигается на неделю, а то и больше. Вы не возражаете?

— Нет, мне у вас хорошо. — Девушка пожала щуплыми плечиками. — Только совестно мне — кормите, поите, одели вон с ног до головы, заплатить обещали. А я пока ничем порадовать вас не могу.

— Порадуешь, придет время, — заверил ее Данила. Он сидел на кровати рядом с Олли. Заботливо щупал ему лоб. — Эх ты, роза-мимоза, расквасился. Я в аптеке был — на вот тетрациклин, а это колдрекс. Не переешь, смотри, он сладкий. Маленькие мальчики любят сладкое. А это еще одно лекарство. Только не тебе и не из аптеки. — Он протянул Анне маленький пузырек. Она взяла его. Однако уходить из спальни медлила. — Ну что ж ты? — усмехнулся Данила. — Не хочется?

— Пойдем, мне надо кое-что с тобой обсудить, — сказал Верховцев. — А ты лежи, не вставай, — предупредил он Олли, — тебе потом чаю горячего сюда принесут.

Когда они ушли, Олли потянулся в кровати.

— Жарко мне. Мокрый весь, как мышь, а голова ясная-ясная. И тело прямо невесомое.

— Это от температуры. — Анна поправила ему одеяло. — Тебя, дружок, продуло. Я ж говорила — не надо так оголяться. Вот и получил. После такой лошадиной работы готово дело: вышел на сквозняк, и все.

— Оголяться, — он засмеялся. — Мы с тобой, Ань, еще костюмчики не примеряли. Другие.

— Как другие? — удивилась она.

— Ага, другие. Нам их перед самой премьерой привезут. Они вроде одноразовых.

— Бумажные, что ли?

Он снова засмеялся и перевернулся на бок.

— Ань, тебе нравится, как я танцую?

— Мне не только это нравится — Она откинула назад волосы — чисто вымытые, они были блестящие и легкие.

Олли смотрел на нее.

— А что еще?

— Как ты говоришь У тебя такой акцент смешной.

— Сильно заметно?

— Нет, но здорово. Словно иностранец. А скажи что-нибудь по-литовски Олли произнес длинную фразу. Она слушала, склонив голову.

— У любимой моей волосы цвета старого золота и глаза — как морская гладь, она живет среди ельника в дальнем лесу . — перевел он.

— Стихи?

— Ага.

— Чьи?

— Мои, — улыбнулся он. — Я в училище писал одной девочке.

— Балерине?

— Балерине.

— И что?

— Ничего. Потом перестал писать. Девочкам.

— А где вы жили в Вильнюсе? Мы туда на три дня с экскурсией ездили, когда я в театре работала. — Она вздохнула. — До перестройки еще, дешево тогда было все. Понравилось мне там — чисто, здорово.

— Мы жили возле костела Святой Анны — тезки твоей. Дом на площади.

— Большая квартира была?

— Ага.

— А родители твои где? Он отвернулся.

— Нету их. Дед был, вернее, прадед, он меня вырастил. Я у него все время жил, сначала в городе, потом на даче в Тракае. А потом в Ленинград уехал в училище.

— А родители? — повторила она, придвигаясь к нему.

Он щелкнул пальцем по горлу, изображая жест алкоголиков.

— Нету. А когда были, вроде она была актрисой кино, а он музыкантом.

— Подожди, у тебя подушка сползла. — Девушка гибко изогнулась, рука ее накрыла руку Олли. Затем она вдруг прильнула к нему и поцеловала прямо в запекшиеся от жара губы Пузырек с прозрачной жидкостью покатился по одеялу Она замерла, пытаясь продлить поцелуй, потом вдруг резко отпрянула. — Ты чего такой?

Олли закрыл глаза.

— Не надо.

— Я гадкая, да?

— Нет.

— Я дрянь, да? Противная, страшная, злая, уродина, да?

— Нет.

— Я.., да?!

— Я же сказал тебе — нет. — Он уткнулся в подушку. — Нет, не ты. Не ты такая, дело не в тебе. Она с силой развернула его к себе.

— Смотри на меня, ну, посмотри на меня! Он обнял ее одной рукой, ее голова прижалась к его груди.

— Не плачь. Ну что поделаешь? Ничего ведь не поделаешь.

Она всхлипывала.

— Не везет мне. Одного вон встретила — бросил, второго — зарезали, тебя вот — а ты... Эх ты! — Всхлипывания становились громче.

— Тише. — Он гладил ее по спине. — Ничего ведь не исправишь. Ничего не исправишь.

— Ду-у-ра-ак ты! — Она всхлипывала горько-горько.

— Я знаю.

Девушка подняла мокрое от слез лицо, он улыбнулся ей.

И тут в спальню вошел Данила. Он был в одних только джинсах. На шее его тускло поблескивала золотая цепочка. Пузырек, словно дождавшись этого самого момента, упал с кровати и подкатился к его ноге.

— Анечка, ты совсем не заботишься ни о собственном здоровье, ни о здоровье нашего больного. Горячо любимого больного, — сказал Данила тихо.

— Оставь ее в покое. Уйди. — Олли не смотрел на Друга.

— Нет, почему же, она же должна принять свое лекарство. — Данила схватил девушку за руку и потащил с кровати. — И ты должен принять свое лекарство.

— Уйди! — крикнул Олли и закашлялся. Данила и ухом не повел. Он поднял пузырек и, подталкивая Анну, повел ее к двери.

— Оставь, не трогай ее! Ну, пожалуйста! — Олли в приступе сильнейшего кашля свесился с кровати.

— Пойдем, Аня. Сейчас всем станет хорошо. Я сделаю тебе укольчик. Ты уснешь и будешь видеть сны. Хочешь видеть сны, детка?

Она всхлипывала и шла, не противясь чужой воле. Глаза ее тускнели, спина горбилась.

— Не смей давать ей эту дрянь! — завопил Олли. — Я прошу тебя! Ну не надо