Ласточкин крик - Ахмет Умит

Али решил проявить осведомленность:

– Так это же не азартные игры были, а просто… развлечение для богатых. По крайней мере, так нам рассказывал ваш главврач.

Мужчина улыбнулся.

– Салих-бей у нас такой, все хочет смягчить. Нет, это были именно азартные игры. Но об этом вслух не говорилось, поскольку азартные игры у нас запрещены. Почти все, кто в этом участвовал, люди уважаемые и известные. Одна утечка в прессу про азартные игры – и их репутация сильно пострадает. Так что они придумали себе отговорку про мужской клуб, про то, что просто заключают пари. Суммы, на которые они играют, для большинства из них были несерьезными, но не для Кансу…

Открытый взгляд, благородные черты лица – Хаяти-бей будто бы являл собой образец добропорядочности. Я вновь не удержался и спросил:

– А вы когда-нибудь делали ставки?

Он нахмурился, крылья носа гневно расширились.

– Невзат-бей, я потерял десятилетнюю дочь. Сейчас у меня шестилетние близнецы. Это гигантская ответственность. Так что на всякие развлечения у меня нет ни времени, ни денег. Кансу меня звал, но я ни разу в этом не участвовал. И сейчас я понимаю, насколько это было правильно.

– Вот как? – снова встрял Али. – А вам, похоже, на руку сыграла страсть Кансу к азартным играм. Бац, и вы стали единственным владельцем целой сети клиник. Если я не ошибаюсь, у «Серап» есть еще несколько отделений? – Мой напарник почему-то проникся глубокой антипатией к нашему собеседнику. Ладно, потом прочищу ему мозги.

– Да, у нас девять клиник, – ответил Хаяти не без гордости. – Причем не только в крупных городах. Мы работаем в Антакье, Шанлыурфе и Килисе [58]. А что касается Кансу, то я сделал все возможное, чтобы ему помочь.

– Это вы ему увольнением помогли? – усмехнулся Али. – Вы же человека на улицу выбросили.

Красивое лицо мужчины напряглось, видимо, Али все-таки задел его.

– Мне пришлось это сделать. Кансу проиграл все, что у него было, и юрист одного из тех, кому он задолжал, пригрозил наложить арест на имущество больницы. И это при том, что у Кансу уже не было доли в нашем предприятии. Состоялся суд, и я его выиграл.

Наконец-то в этой истории появился интересный для расследования персонаж.

– А как звали этого кредитора? Вы с ним знакомы?

Хаяти откинул назад львиную гриву волос.

– Конечно, мы же три раза встречались. Его зовут Сатылмыш, Сатылмыш Гюндогду… Еще его называют Краснолицый. У этого Сатылмыша проблемы с давлением, поэтому на лице всегда румянец. Гигантских размеров человек. Он владеет массажным салоном в Османбее [59]. – Мужчина многозначительно повел глазами. – Если верить слухам, то в его салоне предоставляют услуги и сексуального характера. Фактически это бордель…

Пока Али записывал в блокнот имя кредитора, я спросил:

– Кансу много ему задолжал? Как вам кажется, этот Краснолицый мог бы убить вашего товарища?

Он некоторое время подумал.

– Нет, точную сумму я не могу сказать. Но однажды при мне между ними состоялся разговор… Насколько я понял, Кансу задолжал ему два миллиона лир. Вернее, взял пятьсот тысяч, но с процентами вышло два миллиона. Так вот, Краснолицый сказал Кансу: «Если ты мне не принесешь деньги завтра, я тебя прикончу». Самое странное, что на Кансу эти слова не произвели никакого впечатления. И в конце концов за его долг пришлось расплачиваться клинике, то есть эти деньги были взяты из моего кармана.

– Поэтому вы Кансу и уволили? Из-за невыплаченного долга? – уточнил Али.

– Нет, молодой человек, не из-за этого. Просто он начал вредить «Серап». В газетах стали появляться статейки, что главный хирург клиники может подвести ее под банкротство. Это очень большой репутационный ущерб.

– А лично вам он много задолжал? – настаивал Али.

В глазах Хаяти заплясали недовольные огоньки.

– Много, но все это в прошлом. Я простил ему долг, потому что он был не в состоянии его выплатить. Но теперь уж что говорить, что было, то прошло.

Для того чтобы узнать человека, нужно вывести его из себя. Али это удалось.

– А какую сумму вы ему простили?

– Вам таких денег никогда в жизни не увидеть, – прозвучало это не слишком вежливо.

– То есть такую сумму, за которую можно и убить, – удовлетворенно кивнул Али. – Что ж, тогда в список подозреваемых рядом с Краснолицым можно и вас вписать. Получается, что и вы вполне могли убить или заказать убийство Кансу.

Хаяти не знал, как на это отреагировать. Но, к моему удивлению, он сумел сдержать гнев.

– Ах, Али-бей, – произнес он с наигранным добродушием. – Если убивать каждого, из-за кого мы теряем деньги, то во дворе клиники уже пришлось бы разбить кладбище… Но шутки в сторону, я врач, а для врача никакие деньги не стоят человеческой жизни. Кроме того, с Кансу мы когда-то были очень близки. Но если это необходимо, я могу вам рассказать по минутам весь мой вчерашний день. Это называется алиби?

– Мы не уверены, что убийство произошло вчера, – сказал я. – И вы уж простите, но мы обязаны все проверить. Никто вас не подозревает, но ваша помощь нам может пригодиться. Если кто-то еще, кроме Краснолицего, мог желать смерти Кансу, расскажите нам об этом.

Хаяти наморщил лоб.

– О покойных обычно говорят либо хорошо, либо ничего, но… – Он запнулся и спрятал взгляд. – Нет, простите, я не могу говорить то, в чем не уверен до конца.

– Вы обязаны, – произнес я ледяным тоном. – Иначе вас обвинят в сокрытии информации.

Он напрягся.

– Простите, но я не уверен, что это правильно – пересказывать слухи о человеке, который уже не может их опровергнуть.

– Он вел себя странно? – попробовал я подвести его к нужной теме. – Совершал аморальные поступки?

Хаяти прищурил глаза.

– О каких аморальных поступках вы говорите?

– Ну… он любил детей? Проводил с ними много времени?

Он улыбнулся.

– Да, очень любил. Детей любят все, но Кансу еще и спасал их. Я говорю это не просто так – он действительно спасал малышей. Речь идет о пересадке органов. Кансу был очень хорошим трансплантологом и буквально вырывал детей из объятий смерти…

Хаяти нежно посмотрел на фотографию дочки, стоявшую на столе.

– Я бы без малейших сомнений доверил ему жизнь Серап. Кансу был хорошим человеком. – Тут он замолк и растерянно посмотрел на меня. – А почему вы вообще спросили про детей?

Мой помощник выпалил:

– Мы подозреваем, что он был педофилом.

Хаяти вздрогнул.

– Педофилом?

– Мы подозреваем, что его именно поэтому убили, – пояснил я.

– Был педофилом… – повторил Хаяти. – Нет, это уже слишком. Я бы не стал