Тайны дубовой аллеи - Юлия Викторовна Федотова

именно убийца? Совсем не обязательно питать душевную неприязнь к тому, на кого пытаешься свалить свою вину, это можно делать и из холодного расчета. А за кандидатами в личные враги далеко ходить не надо, достаточно вспомнить, что единственной из всей школы, кому мистер Гаффин, отчаянно смущаясь и краснея, подарил книгу своих стихов, была мисс Фессенден… Ну конечно! Ни при чем тут трагичность, романтичность или внешность лорда Анстетта. Просто такую девушку, как Эмили, не полюбит только круглый идиот. А Огастес – он хоть и странен не в меру, но слабоумным его точно не назовешь. А ревность – первейший повод для ненависти, это всем известно. Бедный, бедный Гаффин! Знает, что шансов у него нет, вот и бесится так, что все окрестные гоблины чуют его ярость. А убийца тут вовсе ни при чем.

…Нельзя сказать, что версия стороннего вмешательства устраивала Веттели полностью. Он осознавал ее шаткость (особенно в части, касающейся удивительной осведомленности преступника о школьных делах), но все-таки взялся проверять, потратив на это весь субботний день.

Выяснить удалось следующее.

Ни у кого из учителей и наставников (за исключением самого Веттели) не было ни близко проживающей родни, ни круга общения вне школы.

Родня была у нескольких человек из обслуги, все больше малолетняя или престарелая, а та, что в эту категорию не попадала, тоже служила при школе.

Каждый из немногочисленных приходящих работников имел такое неопровержимое алиби, что Веттели даже завидно стало. К примеру, упомянутого трубочиста накануне разбил сильнейший радикулит, и его увезли в Эльчестер скрюченным пополам, а крысолов на момент последнего преступления сидел в участке за драку – это подтвердил гринторпский констебль. На всякий случай Веттели проверил и констебля – тот был в школе нередким гостем, особенно в последнее время. Но страж порядка тоже оказался чист.

Никто из выпускников в Гринторпе не жил неподалеку – разъехались кто куда, даже две местные уроженки вышли замуж в Норрен и Эльчестер.

Зато бывшие сотрудники имелись, целых трое. Он добросовестно навестил их всех.

Первой оказалась милейшая престарелая дама в простом клетчатом платье и белом кружевном чепце. Вид у нее был самый что ни на есть сельский и домашний, однако еще в недавнем прошлом она преподавала словесность вместо Огастеса Гаффина. Могла бы и дальше преподавать, но купила очаровательный домик в деревне и захотела на покой, к фиалкам, вязанию и любимым книгам, так что ни о какой обиде и речи не шло.

Узнав, что попала в число подозреваемых в убийстве, старая учительница долго смеялась, но, кажется, ей это даже польстило. «Вы правильно поступаете, проявляя бдительность, молодой человек, – сказала она. – Как-то в молодости я собственными глазами видела очень, очень старую женщину, одержимую блуждающим духом. Она уже не передвигалась без посторонней помощи и была так слаба, что с трудом доносила до рта полную ложку. Но в те моменты, когда угнездившийся в ней дух принимался буйствовать, ее не могли удержать на месте несколько сильных мужчин; она гнула железные прутья клетки голыми руками, швырялась тяжелой мебелью и выносила запертые двери вместе с косяком. Чтобы провести обряд изгнания, ее, сонную, спустили в глубокий погреб и оставили там, убрав лестницу. Колдун читал заклинания, склонившись над ямой, а несчастная бесновалась внизу, подпрыгивала так высоко, что в какой-то момент едва не отхватила ему нос вставными зубами. Так что и нас, старую гвардию, рано списывать со счетов!» – подытожила профессор Маккеннелл с большим апломбом и тут же предоставила надежные алиби на три последних эпизода. Потом, очень некстати, процитировала Вергилия, и на литературной почве Веттели застрял у нее еще на целый час и просидел бы еще дольше, если бы не вспомнил о деле.

Хозяйка отпустила его неохотно, взяв обещание, что, освободившись, он непременно ее навестит и мистера Коулмана приведет с собой. «Мы столько лет проработали вместе, а я даже не подозревала, что этот человек – такой ценитель древней поэзии! Кто бы мог подумать!» О том, что «этот человек» – на самом деле гоблин, Веттели счел нужным умолчать.

Не без сожаления покинув гостеприимный домик профессора Маккеннелл, он направился дальше, к жилищу отставной классной наставницы девочек.

…Она выскочила из-за угла, будто поджидала его заранее, засеменила наперерез, подхватив руками подол грязного, рваного плаща. Дряхлая, костлявая, косматая, с клюкой и единственным торчащим изо рта зубом – ну, типичная опереточная ведьма! Собственно, она и была деревенской ведьмой, давным-давно отошедшей от дел по старости – было ей, как говорили, «лет двести, а то и больше», – и выжившей из ума. Удивительно, но за несколько месяцев в Гринторпе Веттели видел ее впервые, хоть и узнал безошибочно. «Станешь шалить – Одра Брукс заберет!» – пугала его в детстве няня.

– Стой, стой! – велела старуха. А потом схватила за рукав и зашептала прямо в лицо, вытаращив блеклые глаза: – Убивца ловишь, дитя? Лови! Птицелова лови, лови птицелова, слышишь!» – потом вдруг оттолкнула его, плюнула через плечо и резво поковыляла прочь, напевая что-то вроде «Птицелов – льется кровь» и приплясывая на ходу.

Веттели вздохнул: вот что бывает, когда не умеешь контролировать безмолвную речь – все окрестные ведьмы и прочие ненужные свидетели в курсе твоих дел. А птицелов? «Глупые деревенские байки», – сердилась Агата, когда школьная прислуга приставала к ней с просьбой изгнать из Гринторпа мстительного мертвеца, задумавшего перебить всех молодых парней в округе.

Но все-таки следствие есть следствие, пренебрегать нельзя ничем. Веттели не поленился, догнал ведьму, спросил сурово:

– Вам что-то известно по делу о птицелове, мадам?

– О каком таком птицелове? Не знаю никакого птицелова! Ступай прочь, негодный мальчишка, не то хворостиной тебя! – отрезала сумасшедшая и потанцевала себе дальше. – Птицелов – льется кровь, птицелов – льется кровь!

Ну, вот и поговорили!

Дом классной наставницы был совсем новым и довольно большим. Дверь отворила молодая, веселая женщина в фартуке, перепачканном мукой. Из-за ее спины остро пахнуло ванилью, донеслись многоголосые детские вопли.

– Убийства? Ах, думаете, у меня есть время на такую ерунду?! Вот женитесь, вот случится у вас тройня – тогда вы меня поймете! Где я была утром в последний понедельник? А где я была? Дома, кажется. Кто может подтвердить? И правда – кто? А! Доктор Милвертон подтвердит! Я пригласила его рано утром, потому что у Реджинальда приключился понос из-за фикуса. Вас ведь тоже зовут Реджинальд, да? Вы в детстве, случайно, не объедали комнатные цветы? Нет? Вы уверены? Странно, в кого он такой? Хуже нашей козы, честное слово! Я вдруг подумала, может, это