Пойдем со мной - Рональд Малфи

его я. – Я в этом уверен. Эллисон солгала насчет своей матери так же, как она солгала насчет смерти своей сестры. – Я покачал головой, симптомы приближающейся мигрени оживали за моими глазницами. – Я только не понимаю почему.

– Некоторые люди просто хотят забыть, – сказал Слоун. – Начать жизнь с чистого листа.

– Питер, что происходит, черт побери?

– Это риторический вопрос или вы ожидаете от меня ответа?

– Я не знаю, чего ожидать. Я не знаю, что делать. – Я помолчал. – Неправда. Я знаю, что сделаю.

– И что?

– Поеду в Вудвайн. Найду мать Эллисон.

– По-вашему, это хорошая идея?

– У меня нет выбора. Я чувствую себя так, словно разваливаюсь на части.

– А как же убийца? Вы ставите расследование на паузу или полностью его прекращаете?

– Черт, не знаю. Я больше не знаю, что делаю. Я начинал с того, что искал что-то одно, а теперь ищу что-то другое. Только на поиски это не похоже, а похоже… Не знаю. На что-то другое.

Странно, но в этот момент мне вспомнились слова матери Бобби Негри: Мы преследуем себя. По всему моему телу пробежал озноб.

– Аарон, – сказал Слоун. – Мне удалось дозвониться до Управления полиции Норфолка. Они расследовали убийство Марго Идельсон в 2006 го-ду.

Озноб ледяной рукой сжал мне сердце.

– И?

– Вы были правы. Ее запястья были связаны за спиной электрическим проводом. Ее руки были все еще связаны, когда нашли тело. Причина смерти – механическая асфиксия. Полиция не сообщала эти подробности репортерам.

– Господи Иисусе…

– Мне должны перезвонить из других полицейских управлений, но мы оба знаем, что они скажут.

– Точно.

– Эллисон была права, – сказал он.

Я закрыл глаза. Дождь барабанил по крыше «Субэ».

– Может, вы тоже правы, – предположил Слоун. – Возможно, в Вудвайне вас ждет ответ. Берегите себя, Аарон.

Он положил трубку.

Я выехал со стоянки и под дождем и покровом темноты направился на запад, в сторону Пенсильвании.

Часть четвертая

Недостающий круг

Глава пятнадцатая

1

У мест тоже есть свои секреты.

За все время наших отношений, если мне не изменяет память, ты упоминала о своем родном городе только один раз. Это было во время поездки в Ланкастер на юго-востоке Пенсильвании на выходные по случаю нашей первой годовщины. У тебя были сомнения насчет этой поездки, но я забронировал номер с завтраком в пятизвездочном отеле и устроил тебе сюрприз. Я знал, что ты выросла в Пенсильвании, но никогда не говорила об этом. Ты намекала на тьму, которую оставила после себя в своем родном городе, тьму, порожденную трагедией твоей давно умершей семьи: смертью отца в автокатастрофе, случайным утоплением твоей сестры и последующей кончиной твоей матери, которая остаток своей жизни пыталась алкоголем заглушить горечь потерь. Когда тебе исполнилось восемнадцать, ты сбежала из родного города, не оглядываясь. Там тебя больше ничего не ждало. Конечно, когда мы начали встречаться, меня заинтересовало твое детство, но ты ясно дала понять, что хочешь, чтобы оно осталось в прошлом. Я уважал это и никогда не пытался ничего из тебя вытянуть. Но потом, во время той поездки по Пенсильвании, что-то – какое-то маленькое, но важное колесико – начало вращаться в твоем сознании.

Ни с того ни с сего ты сказала:

– Знаешь, как называют район между Филадельфией и Питтсбургом?

– И как же?

– Пенсилтуки.

Я хмыкнул.

– Это рядом с тем местом, где ты выросла?

Несмотря на твои чувства к родному городу, мне показалось естественным задать этот вопрос в тот момент. Если честно, он вырвался у меня прежде, чем я осознал, что говорю. Но когда ты не ответила, я решил оставить все как есть. Включил музыку погромче и не отрывал взгляда от дороги, делая вид, что ничего не говорил.

Ты отвернулась и уставилась в окно. Мы ехали по заасфальтированной дороге, которая тянулась вдоль склона большого холма. Справа от нее пейзаж распадался на длинные полосы залитых солнцем долин и периодическими скоплениями маленьких городков. В какой-то момент ты выключила музыку и заговорила:

– Вудвайн, штат Пенсильвания. Нефтеперерабатывающий городок. Небо было все время черным из-за дыма, и когда нефтеперерабатывающий завод в конце концов закрылся, в воздухе все еще стоял привкус сажи. У всех мужчин были черные ногти на руках, а у женщин – фиолетовые мешки под глазами. Это место – недостающий круг дантовского ада. Но оно затягивает, понимаешь? Когда я была маленькой, то с криком просыпалась, уверенная, что наш дом охвачен пламенем, но это был всего лишь запах нефтеперерабатывающего завода – запах, который пропитал наши стены и наши тела. Из-за него вся наша еда была ужасной на вкус, хотя я поняла это только после того, как уехала из города и побывала в местах, которые не были загрязнены химикатами. Мой отец был дальнобойщиком. Он думал, что ему удалось вырваться из воронки нефтеперерабатывающего за-вода. Но судьба сыграла с ним злую шутку – он погиб в автокатастрофе на Среднем Западе, когда был за рулем тягача. Тогда я была совсем маленькой. Помню только его силуэт – большой, широкоплечий, с грубыми, сильными руками. От него всегда пахло выпивкой. Мать пошла работать на завод после его смерти. У нее тоже были фиолетовые мешки под глазами. Она работала там, пока не упала и не получила травму. Компания выплатила ей компенсацию, а потом, через несколько лет, завод закрылся. В конце концов мама спилась. Из-за того, что стряслось с моей сестрой, не с папой. И не потому, что она потеряла работу.

– Твоя сестра утонула, да? – уточнил я. Ты упоминала о ее смерти один или два раза, но подробности из тебя приходилось вытягивать, все равно что высасывать яд из вены. – Напомни, как ее звали?

– Кэрол. Она утонула в реке Элк-Хед, которая протекает через город. Вода в ней была серой из-за отходов нефтепереработки, а у берегов всегда скапливалась странная желтая пена. На берег постоянно выбрасывало дохлых рыбин, и летом над ними роились мухи и пахло гнилью.

Неудивительно, что ты никогда не говорила о родном городе и своей семье. В твоем прошлом не было ничего, кроме трагедии.

– Иногда дождь шел неделями, не переставая, – продолжала ты, все еще смотря в окно на сельский пейзаж. – Город заливало водой, а когда она отступала, то оставляла за собой черный пепел и грязь. Птиц там не было, их отпугивал завод. Вонь была просто невыносима. Птицы умнее людей в этом плане. Мы остались, а птицы улетели. Не