Современный зарубежный детектив-9. Компиляция. Книги 1-20 - Роберт Уилсон

силуэт. Внизу, на улице, позвякивал тарой электрокар молочника. Человек ненадолго задержался у окна, словно ожидая какого-то подвоха, но, как только молочник проехал, снова скрылся из виду. В кабинете он вернулся к прерванному занятию: вытряхиванию содержимого раскисшего мусорного мешка на газету, расстеленную поверх протертого и выцветшего ковра.

Вонь немедленно заполнила помещение.

Морщась, он опустился на колени и руками в хозяйственных перчатках начал разбирать это месиво.

Яичная скорлупа, огрызки, молотый кофе в размокших бумажных фильтрах, чайные пакетики пергаментного цвета, обмылок, этикетки с банок, пластиковая бутылка из-под соуса, испачканные папильотки кухонных салфеток, порванные конверты из упаковочной бумаги, винные пробки, пивные, перекрученная спираль-корешок и задняя обложка блокнота, осколки фаянса, которые ни во что не складываются, жестяные лоточки из-под еды навынос, скомканные клейкие листочки-напоминалки, коробка из-под пиццы, скрюченный тюбик из-под зубной пасты, две картонки из-под сока, банка из-под гуталина, пластмассовый совочек и семь аккуратных сверточков, тщательно упакованных в страницы антифашистского ежемесячника «Прожектор».

И масса другого добра, немедленная идентификация которого не представлялась возможной. Все это лежало мокрое и лоснящееся, словно слизняк, в свете лампочки под потолком.

Он сел на корточки. Взял один из свертков «Прожектора» и со всей возможной осторожностью развернул.

На ковер высыпалось содержимое пепельницы.

Он помотал головой и бросил вонючую бумагу в общую кучу.

С лестницы донесся какой-то звук, и он замер. Но звук не повторился. Войти в Слау-башню или выйти из нее можно было через исключительное посредство заднего двора с плесневелыми осклизшими стенами, и всякий, кто входил, непременно оповещал о своем прибытии громким и неприветливым звуком, так как отсыревшая дверь черного хода каждый раз нуждалась (как и большинство пользовавшихся ею) в добром пинке. Но то был совсем другой звук. Он тряхнул головой и решил, что просто здание просыпается, расправляя несущие балки, или что там еще делают старые дома наутро после ночного дождя. Дождя, под которым он собирал бытовые отходы журналюги.

Яичная скорлупа, огрызки, молотый кофе в размокших бумажных фильтрах…

Он поднял еще один сверток — смятый заголовок клеймил недавний марш Британской национальной партии — и осторожно понюхал. Пепельницей не пахло.

— Порой чувство юмора серьезно осложняет жизнь, — произнес Джексон Лэм.

Ривер выронил сверток.

Лэм стоял в дверях, прислонившись к косяку. Щеки его поблескивали, как всегда после физических усилий, к которым относился и подъем по лестнице, пусть и осуществленный так, что не скрипнула ни ступенька. Сам Ривер едва ли был способен на подобный уровень маскировки, даром что далеко не так грузен, как Лэм, тучность которого концентрировалась по центру, словно беременность. Сейчас ее скрывал заношенный серый плащ, а с зонта, висевшего в сгибе локтя, текло на пол.

Ривер, стараясь не показать, что чуть было не получил инфаркт, ответил:

— Думаете, он намекает, что мы нацисты?

— В общем-то, да. Разумеется, он намекает, что мы нацисты. Но, вообще-то, я о том, что ты устроил бардак на чужой половине кабинета. Сид будет в восторге.

Ривер поднял уроненный сверток, однако раскисшая бумага расползлась в руках, и содержимое — каша из мелких костей и кожи — вывалилось наружу, на один жуткий миг показавшись вещдоком зверского детоубийства. Затем из предложенного ассортимента сложились очертания курицы — уродливой (ноги да крылья), но тем не менее безошибочной курицы. Лэм хрюкнул. Ривер комкал размокшие газетные обрывки и швырял в общую кучу. Черная и красная типографская краска не хотела разлучаться. Некогда желтые резиновые перчатки теперь стали цвета шахтерских пальцев.

— Ума палата, — сказал Лэм.

«Спасибо, — подумал Ривер. — Большое спасибо за данное наблюдение».

Прошлым вечером он отирался у квартиры газетчика за полночь, отвоевывая хоть какое-то укрытие под кургузым карнизом дома напротив, покуда дождь хлестал так, что Ною и в страшном сне бы не привиделось. Большинство жильцов давно исполнили свой гражданский долг: мусорные мешки, словно черные свинки, расселись вдоль фасадов, а казенные муниципальные контейнеры несли караул у дверей. Но под дверью журналюги было пусто. Холодная вода текла за шиворот, прокладывая себе тропинку вдоль спины и в межъягодичье, и он знал, что, сколько тут ни стой, ничего путного из этого не выйдет.

— Смотри не попадись, — сказал тогда Лэм.

«С хрена ли мне попадаться?» — подумал Ривер, а вслух ответил:

— Постараюсь.

— Парковка только для жильцов, — добавил Лэм, словно сообщал секретный пароль.

Только для жильцов. И что с того?

А то, запоздало сообразил он, что отсидеться в машине не получится. Не получится устроиться поуютней, слушать, как дождь барабанит по брезентовой крыше, и поджидать, когда вынесут мешки. Появление инспектора парковочного надзора (или как их там нынче называют) после полуночи хоть и маловероятно, но не исключается полностью.

Все, чего ему теперь не хватало, — это штраф за парковку. Выписанный прямо на месте. Официальная засветка.

«Смотри не попадись».

Таким образом и случился карниз под проливным дождем. И хуже того — свет, мерцающий за тонкими шторами журналюжьей квартиры на первом этаже, и тень, постоянно мелькающая за ними. Будто писака, сидя в тепле и сухости, покатывался со смеху, представляя себе Ривера, ждущего под дождем, когда он вынесет помойку, чтобы выкрасть ее и подвергнуть негласному исследованию. Словно журналюга обо всем знал.

А вскоре после полуночи Риверу подумалось, что, может быть, тот и на самом деле знает.

В течение последних восьми месяцев это случалось с ним регулярно. Время от времени он брал общую картину происходящего и встряхивал ее, словно перемешанные фрагменты пазла. Иногда фрагменты складывались в другую картину, иногда не складывались вовсе. Что же такого важного может быть в журналистском мусоре, что Джексон Лэм послал Ривера на его первое полевое задание с тех пор, как его, Ривера, перевели в Слау-башню? Может быть, все дело действительно было в мусоре. А может, в том, чтобы заставить Ривера проторчать пару-тройку часов под проливным дождем, пока писака и Лэм, болтая по телефону, надрывали животики.

А ведь прогноз обещал дождь. Да что там прогноз! Дождь лил уже тогда, когда Лэм посылал его на задание.

«Парковка только для жильцов», — сказал он.

«Смотри не попадись».

Прошло еще десять минут, и Ривер решил, что всему есть предел. Никакой мусор сегодня не появится, а если и появится, то будет означать лишь то, что Ривер повелся на идиотский розыгрыш… Он повернул восвояси, подхватил на ходу первый попавшийся мешок и зашвырнул его в багажник машины, оставленной у ближайшего паркомата. И поехал домой. И лег в постель.

Где пролежал два часа, наблюдая, как фрагменты складываются в новую картинку. Возможно, Джексон-Лэмово «смотри не попадись» означало именно