Тонкий лед - Пейдж Шелтон

как тесен мир? Сдерживая нахлынувшие воспоминания, я рассказала детективу Мэйджорс о том, как много лет назад моя мать впервые потеряла всякий здравый смысл и стала одержимой. Рассказала все, что помнила о короткой записке, где в паре слов говорилось, что кто-то видел Эдди там, на пожаре, – и больше ничего. Она вполне могла оказаться убедительно сфабрикованной подделкой от какого-то любителя злых розыгрышей.

Или кто-то действительно видел моего отца на месте преступления, совершенного человеком по имени Леви Брукс.

Все это было невероятно, но тем не менее все эти события произошли на самом деле. И больше не осталось ничего невероятного.

Мы говорили о моем прошлом, о письме, о моей матери и о том странном, безумном времени в нашей жизни, когда появился дед и меня спас. Но маму спасать было некому. Одержимость стала ее образом жизни. И, вероятно, станет и причиной ее смерти.

Разговор с детективом вернул меня в то время, когда мы переехали к деду и я в конце концов стала работать у него в участке. Я великолепно считала. У меня был талант. Природный дар. Мои способности помогали раскрывать преступления или, по крайней мере, составлять отчеты, которые этому способствовали. Дедушка часто подолгу наблюдал за мной и качал головой. Я видела все как в трехмерной модели. И даже не знала, что у других людей такой способности нет, что они не могут увидеть в голове пространство комнаты и понять, куда могла улететь пуля, выпущенная из той или иной точки. Но дедушка знал и говорил, что это признак особого ума, и довольно редкий. «Боже мой, девочка, твоей головы на двоих хватит», – говорил он.

Но об этом я детективу не рассказала.

Посвятив все свое время написанию книг, я не использовала свои таланты по назначению, и времени с тех пор прошло очень-очень много. Но они никуда не пропали, просто «заржавели». Ровно до того момента, когда я начала рассказывать все детективу, и тогда внутри что-то шевельнулось. Что-то связанное с цифрами.

Расчеты. Что-то не так было с расчетами.

«Нет, не было», – сказала я себе. Но внутренний голос настаивал.

Повесив трубку, я снова задумалась. Мысль застряла в голове и не желала уходить. Мозг с пугающей быстротой перебирал цифры.

Показания с места преступления в доме Рафферти. Что-то было не так. И внезапно я осознала, что именно. Я нарушила почти все дедушкины правила.

«Ох, черт!»

Я схватила сумку и выбежала из «Петиции», забыв про замок на двери. Я вообще ни о чем не думала, кроме одной-единственной незначительной детали, которая на деле могла оказаться очень весомой.

Я так торопилась поскорее добраться обратно до участка, что красота аляскинского утра прошла абсолютно мимо меня. Взлетев по ступенькам на крыльцо, я обнаружила, что дверь заперта.

– Тут кто-нибудь есть? – Мне никто не ответил.

Я достала из кармана сотовый, но в полицию я недавно звонила не с него, и в списке звонков номера не было. Визитки Грила и Доннера остались в «Петиции».

Я поспешила к машине и быстро доехала до «Бенедикт-хауса».

Там тоже было пусто. Куда все подевались?

Я схватила листок бумаги и написала записку Виоле:

Еду в дом Рафферти, надо срочно кое-что проверить. Если через пару часов не вернусь, начинайте поиски. Не смогла найти номер Грила, сообщи ему тоже.

Внизу я написала имя, дату и время.

Виола вряд ли такому обрадуется, но точно сказать почему я не могла. Просто знала, что она вряд ли одобрит мой поступок. Но ждать и терять время я не могла.

Наконец я запрыгнула в пикап и поехала к хижине Рафферти. Я действительно все посчитала. Я даже видела это место на входе в дом – Грил специально отправил меня туда вместе с Доннером, чтобы я сама увидела пространство. Но я умудрилась совершить то, что мой дедушка назвал бы одной из самых непростительных ошибок. Нет, даже две. Во-первых, я не измерила расстояния сама с помощью рулетки или сантиметра. Во-вторых, я не посмотрела на данные со здоровой долей сомнения. Дедушка обычно учил всех нас: «Сомневайтесь в каждой цифре, проверяйте два или три раза и, ради всего святого, измеряйте все хотя бы дважды».

Цифры в документе, которые я держала в голове, когда осматривала дом Рафферти, были в сантиметрах. Но расстояния в том месте, где умерла Линда, были больше, теперь я была почти стопроцентно уверена. Много лет назад я бы заметила это сразу, но с тех пор прошло много времени. Судмедэксперт сделала вывод о самоубийстве на основании того, что пятно крови на полу было размером в тридцать два сантиметра – я отлично помнила отчет, который показывал мне Грил, я могла воспроизвести каждую его букву. Но если измерения на самом деле были сделаны в дюймах, то или Линде было или очень непросто приставить оружие к голове, или попросту невозможно. И теперь мне необходимо было увидеть все еще раз своими глазами.

Нужно было измерить все точно, но возможности сделать это у меня не было. Однако теперь, когда я знала, что искать, мне хватит одного беглого взгляда. Тридцать два сантиметра – это чуть больше двадцати дюймов, и это существенно отличается от тридцати двух. Если я быстро загляну внутрь, то даже без линейки смогу сказать, есть ли там эта погрешность в двенадцать дюймов.

Мой пикап с ревом ехал по грязной дороге, и я в который раз порадовалась новым шинам. Я вспомнила, как Доннер говорил об организации поисков в том месте, где мы нашли рюкзак. Может, именно туда все и ушли?

Я добралась до хижины, но, скорее всего, поиски велись дальше в лесу, за домом – туда я бы отправилась в первую очередь. Я повернула и направила грузовик к тому месту, где мы нашли рюкзак, но по дороге никого не увидела.

Значит, эту зону уже обыскали? Куда еще они могли уйти?

Я припарковалась там же, где и накануне, – на земле все еще виднелись следы шин – и выпрыгнула из машины. Вокруг никого не было, но деревья были не такими густыми, как в других частях леса, а небо над верхушками сияло ярко-голубым. Я прошла к тому месту, где был рюкзак.

Любопытство заставило меня на время переключиться на другие мысли. Как он сюда попал? В голову приходило только то, что его могли бросить через реку. Это вполне бы удалось человеку с сильными руками. Другой вариант: кто-то, попетляв по тем же дорогам, что и я, оставил