Современный зарубежный детектив-10. Компиляция. Книги 1-18 - Дэн Браун

закрыв лицо руками. Транквилизатор для лошадей не оказал заметного эффекта. Мой взгляд падает на пистолет, лежащий на полу справа от кровати. Доползти бы совсем чуть-чуть… если получится. Пытаюсь пошевелить рукой, но тщетно. О господи, парализовало?..

В дверном проеме за спиной Адама появляется силуэт. Темные волосы, темная одежда. У меня перехватывает дыхание. Дженни? Галлюцинация?

Она изумленно оглядывает комнату, прижимает палец к губам и тянется к пистолету.

В тот же миг Адам оборачивается и замечает Дженни.

– Твою мать! – он в последний раз пинает меня по голове. – Видишь, что ты натворила?

В комнате раздается грохот выстрела. Он куда громче, чем я ожидала, и все разом погружается во тьму.

Тишина.

50

В голове звучит песня «Девичника», а какая именно, не помню. Слова где-то парят, как ниточка воздушного шара, который уносится все выше в небо.

Пахнет лилиями и антисептиком. Я моргаю. Яркий свет бьет в глаза. Больница. Я в больнице. В последний раз я была в больнице, когда рожала Дилана, – в убогом акушерском отделении, где находились еще девять женщин и их неуклюжие волосатые мужья. Только здесь все по-другому. Можно сказать, палата от «Тиффани». Добавить аромасвечей, и получится спа-салон.

Дилан сидит рядом, уткнувшись в портативную консоль. Зову его по имени, но выходит неразборчивое:

– Грхм.

– Мам! – Дилан вскакивает со стула. – Я позову медсестру, – он на миг задерживается, неловко приобняв меня рукой. – Я по тебе скучал.

Вдыхаю запах мыла от его волос. Безумно хочется прижать сына к себе. Увы, когда пытаюсь пошевелить руками, ничего не выходит. Опускаю глаза и вижу: они в одинаковых гипсовых повязках и напоминают неподвижных гусениц в белых коконах.

В дверях появляется жизнерадостная медсестра.

– Добрый денек, – весело приветствует она меня, точно малого ребенка. – И как мы себя чувствуем?

Что-то пытаюсь пробормотать, но рот будто кашей набит.

– Нестрашно! – медсестра делает пометку в карточке. – Неделя в коме, чему удивляться? Дилан, дружок, медсестры принесли печенье в ординаторскую – успевай, пока теплое, – она прикладывает к моей груди ледяной стетоскоп. – Так, успокоимся… Хорошо. Доктор уже идет. Я только кое-что проверю.

Она порхает вокруг меня, словно колибри, тычет пальцем в одно место, поднимает другое, вновь записывает. Двигается она быстро, умело, профессионально. Напоминает Дженни.

– М-м-ф… М-м-ф.

– Еще несколько дней будет трудно говорить, – сочувственно откликается медсестра. – Не волнуйтесь. Отдыхайте.

Киваю. Веки у меня как свинцовые.

– Ах да, я уже позвонила вашей сестре, – она подмигивает. – Не той, что на Маврикии. Другой.

Недоуменно моргаю.

– Вообще-то, к пациентам в критическом состоянии допускаются только родственники, но они с близнецами вас навещают почти каждый день.

Откидываюсь на подушки. Пытаюсь вспомнить, как я сюда попала, однако воспоминания точно измазали арахисовым маслом. Тихий писк мониторов погружает меня в полутранс. Возвращается Дилан, худой и бледный; его темная толстовка с капюшоном наполовину скрывает лицо.

«Что случилось?» – пытаюсь сказать я, но выходит только:

– Фо шлушлс?

Дилан молча опускает глаза. Он прекрасно понимает, о чем я спрашиваю.

– Адам? («Авм?») – хриплю я.

Дилан морщится и проводит пальцем по горлу.

Я с усилием глотаю.

– Алфи? («Аффи?»)

– С ним ничего, – Дилан пожимает плечами. – Может и дальше мучить черепах, благодаря тебе, – он показывает на гору цветов размером с небольшой внедорожник на столе неподалеку. – От Рисби. Благодарность за сына и все такое.

Киваю, пытаясь уложить все это в голове. Адам умер. Алфи жив. Ролло и Клео теперь меня любят.

– Где ты был? («Фе фы ыл?») Тем утром? («Вем уом?»)

Дилан смотрит на белые плитки пола, избегая моего взгляда.

– Прогуляться ходил, мам. И все.

Внимательно изучаю его лицо. У меня еще много вопросов, но тело тонет в матрасе, как тяжелый камень. Я ужасно устала. Мне морфий дают? Падаю через разверзнутый пол в подвал и остаюсь там долго-долго.

Когда просыпаюсь в следующий раз, на стуле Дилана сидит Дженни. Уже утро. Солнечный свет льется в окно, создавая вокруг ее головы нимб. Перед Дженни папка с бумагами. Желтые страницы блокнота исписаны аккуратным почерком. Спросить насчет специалиста по зубным имплантам. Найти последние исследования по лечению острой субдуральной гематомы.

Дженни снимает очки для чтения и улыбается.

– Проснулась!

– М-м-ф.

– О зубах не волнуйся. Мы найдем тебе отличного стоматолога, – она добродушно усмехается. – Скоро опять сможешь жевать «Биг ред».

Зубы? Так вот почему я не могу разговаривать? Вожу языком во рту; десны толстые и ворсистые, будто их обложили ватными шариками.

– Не бойся. Сейчас у всех виниры. Рисби предоставят самые лучшие, – она обводит руками комнату. – Они тебя и положили в эту шикарную палату.

– М-м-ф.

Дженни протягивает мне маркерную доску.

– Думаю, писать удобнее.

Неуклюже беру маркер. Руки еще в гипсе, я с трудом царапаю:

«Что случилось?»

Дженни вдыхает сквозь зубы.

– Так. Ладно. Что запомнила последним?

Не успеваю ответить, как в палату влетает Дилан и пихает мне в лицо картонную коробку.

– Смотри, мам! – взбудоражено тараторит он. – Грета! Я думал, она умерла, а у нее спячка! Мистер Фостер сказал…

– Дил, – перебивает Дженни, – хочешь сладкого из автомата? – она вынимает из сумки двадцать фунтов. – Близнецы в приемном покое, возьми их с собой.

Когда он уходит, Дженни возвращается к нашему разговору. Лицо у нее напряженное, серьезное.

– Я ждала снаружи, как договаривались, – она опускает взгляд, осторожно подбирая слова. – Но и полицию вызвала. Не хотела, чтобы лучшая подруга угодила в смертельную ловушку.

Мое сердце трепещет.

«Ты меня спасла?» – вывожу я на доске.

– Не совсем. Понимаешь, деревушка маленькая, полицейский не понял серьезности положения. Наверное, дело в американском акценте, не знаю. Похоже, принял мой рассказ за розыгрыш. В общем, никто не приехал. В конце концов я вышла из машины и спряталась в кустах во дворе – хотела разглядеть, что там в доме. Тут вылетает Алфи и вопит, как оглашенный. Промчался мимо меня. Дверь открыта, и слышно, как внутри кричат. Вот я и… вошла. А потом…

– Что? («Ффо?»)

Дженни пристально на меня смотрит.

– Правда не помнишь?

Качаю головой.

На ее лице мелькает нечто среднее между подозрением и облегчением.

– Ну, неважно. Главное, что с тобой все хорошо.

Глаза Дженни впиваются в мои, как лучи лазера. В них читается мысль, которую она не в силах выразить вслух.

– Полагаю, полиция тебя еще допросит насчет… э-э… самоубийства Адама.

Меняю тему.

«Дилан?» – неуверенно пишу я.

– Вот тут сложно разобраться. Что он тебе сказал?

Качаю головой. Ничего.

– Ну, по его версии, он не мог заснуть и пошел прогуляться, – тщательно подбирает слова Дженни. – Он вроде как увидел, что ты спишь, оделся и сам отправился в