Ночь тебя найдет - Джулия Хиберлин

– Все хорошо? – спрашивает Шарп.

Я резко отшатываюсь от стола:

– Не могу простить вам этого слова.

– Какого?

– «Безумие».

– Мне требуется еще поработать над этим делом, чтобы начать вас уважать.

– Это свидетельствует об отсутствии у вас воображения. – Я поднимаю с пола рюкзак, закидываю его на плечо. – Вы никогда не собирались привлекать меня к этому делу, что бы я вам тут ни наговорила. Просто хотели, чтобы я ответила отказом. Вы справились. Получайте, я говорю вам «нет».

Вид у Шарпа невозмутимый. Впрочем, я еще не закончила.

Что-то в этом деле меня смущает. Я тянусь через стол, пальцем подвигаю к нему снимок.

– Этот браслет не принадлежал Одри Дженкинс. Та, кому он принадлежал, до сих пор не найдена. Снимок попал в расследование по ошибке. Какая небрежность. Мы же не хотим сбивать с толку ваших студентов? Или меня?

Ритм, который Шарп отбивает, замедляется. Ладонь сжимается в кулак. Кажется, его пробило. Этот снимок задел его за живое больше, чем все остальное.

– Как интересно, – произносит он сдавленно. – Я показываю вам закрытое старое дело, а вы хотите, чтобы я открыл новое.

Я бегу к своему джипу, припаркованному в дальнем углу стоянки рядом с полицейским участком, но убежать мне не удается. Девочка с розовым бантом преследует меня по пятам, и с каждым шагом ее пухлые ножки вытягиваются, становясь стройными и загорелыми.

Запрыгиваю в машину и захлопываю за собой дверцу. Еще секунду. Благословенная тишина. Девушка испарилась, иногда так бывает. Я включаю зажигание, поднимаю голову, и меня ослепляет июльский блеск, бьющий через открытую крышу. Солнце такое же горячее, как ручка дверцы, ведущая в ад. Впрочем, после двухчасового холода в кондиционированной камере и ад покажется раем.

– Вивви. – Это Джесс Шарп. У окна моего джипа.

Невероятно. На стоянке по меньшей мере пять десятков машин, а мой джип спрятан за широкофюзеляжным белым пикапом с отвратительными толстыми крыльями. Моя сестра зовет их боковыми сиськами.

Как он вообще меня заметил? Шарп протягивает в открытое окно толстую папку, перетянутую тремя резинками:

– Ознакомьтесь с делом о пропаже ребенка. Завтра. К трем.

– Вы что, не поняли? Я сказала «нет». И в любом случае Майк должен был предупредить, что я так не работаю.

Я сую папку обратно в окно. Он даже не делает попыток ее взять.

– Возможно, вам следует пересмотреть методы работы. – Его губы сжаты в тонкую линию. – Бабушка этой девочки устраивает вечеринку по поводу четырнадцатилетия внучки на кладбище у пустой могилы, а ее единственная дочь отбывает срок вместо того, чтобы сидеть рядом и обнимать ее за плечи. Она заслуживает знать, правда ли то, что вы написали на бумажке с клейкой полоской. И откуда вам это известно.

Он обходит белый пикап спереди. Я слышу писк пульта, и меньше чем через минуту он с ревом выезжает со стоянки. Еще дюйм – и он задел бы мой джип.

Дневник Вивви, десять лет

Мама сказала, что сожгла свою книгу мертвых. Запретила нам с Бридж спускаться в подвал. Думает, мы не знаем, что она водит туда чужих людей, когда мы отправляемся спать.

Прошлой ночью это была пожилая тетя, позапрошлой – мужчина в синем галстуке и с записной книжкой.

Когда я спросила Бридж, она ответила, что это не мое дело, а мое дело – выгружать посуду из посудомойки и прибираться в своей комнате, а то там воняет, как будто кто-то помер.

Сегодня, пока мама была в подвале, я стукнула в стену шестьдесят два раза. Бридж наэкономила денег на новые наушники и теперь спит в них. Боюсь, если я закричу, она меня не услышит.

Глава 3

«Жива» – вот что я написала на том листке с клейкой полоской. Маленькая девочка с розовым бантом жива. Живет где-то в большом мире, и сегодня ей исполняется четырнадцать, знает она об этом или нет.

Я припарковалась на кладбище под старым дубом, укрывшим мой джип листвой. Камуфляжный цвет не мой выбор, но я купила джип задешево у техасского охотника, который женился на очень симпатичной веганке из Вермонта.

Обычно я поднимаю свой мощный бинокль вверх, а не разглядываю в него древние надгробия, такие истертые и бугристые, что напоминают черные камни, упавшие с неба.

Чтобы разглядеть воздушные шарики в нескольких футах от надгробий, бинокль не нужен. Они розовые, как ее бант. Я насчитала трех мужчин и пять женщин, которые стоят вокруг надгробия, взявшись за руки, а воздушные шарики привязаны к их запястьям. Наши ритуалы, связанные со смертью, не сильно изменились с начала времен. Я слишком далеко, чтобы разобрать слова, но три телекамеры утолят мое любопытство, когда под скороговорку диктора я буду смотреть репортаж с кладбища в вечерних новостях.

История девочки разбросана по пассажирскому сиденью джипа. Разорвав резинки на папке, я сказала себе, что прочту одну страничку, не больше, но одна превратилась в две, потом в три, пока я не перестала считать. Чем глубже я закапывалась в эту папку, тем явственнее всплывало смутное воспоминание: мама рассказывала мне о пропаже девочки в Форт-Уэрте, когда я училась на первом курсе в Бостоне. Девочка жила неподалеку.

Тогда мне было не до того, я пыталась найти себя новую там, где никто не знал меня старой. Средствам массовой информации тоже было не до девочки из Форт-Уэрта: массовый расстрел в начальной школе Сэнди-Хук, убийство чернокожего подростка Трейвона Мартина, беременность принцессы Кейт, революционные «Пятьдесят оттенков серого», породившие новый жанр – порно для домохозяек.

Поначалу дело не получило заметного резонанса за пределами Техаса, хотя скроено было идеально.

Любящая состоятельная пара, респектабельные техасские адвокаты, познакомились в университете Южной Калифорнии. Хорошенькая трехлетняя дочь по имени Лиззи с родимым пятном на плече в форме сердечка. Дряхлый пряничный особняк в викторианском стиле с таким количеством тайников, закоулков и закутков, что для их исследования потребовались бы поистине шерлокианские усилия.

Николетт и Маркус Соломон только начали возрождать былую славу особняка, когда маленькая Лиззи пропала. Только что стояла на кухне в голубом сарафане с пуговками в форме ромашек на плечах, и с тех пор никто больше ее не видел.

Мать девочки клялась, что вышла из кухни на десять минут, ответить на телефонный звонок. Ее муж находился в двухстах милях от города у постели умирающей матери. Все двери были заперты на засовы, до которых Лиззи не сумела