Грехи отцов - Уильям Кафф

начала заравнивать известку и сор на полу. Воспользовавшись этим моментом, мы прокрались обратно за ящики; цель наша была достигнута: мы узнали, чего искала мисс Артур. Довольно долго возилась она, вставляя обратно доски и устанавливая полку; только часть бутылок поставила она на прежнее место, вероятно, рассчитывая прийти сюда еще для приведения всего в порядок, теперь же спеша вернуться к себе, так как было уже близко к рассвету. Когда она ушла из погреба, унося с собою свою находку, ушли и мы. Нечего говорить, что мы запаслись и спичками, и ключом, и возвращение наше в верхний этаж не представляло никаких затруднений. Ральф не произнес ни единого слова вовсе время и молча, угрюмо пожал мне руку на площадке лестницы и отправился к себе.

На следующее утро я получил деловое письмо, настоятельно требовавшее моего присутствия в городе, и уехал с ранним поездом. То, что будет описано ниже, произошло во время моего отсутствия и весьма подробно и графически было передано мне Ральфом.

Выглянув случайно в окно, перед завтраком, Ральф увидал Энид Артур, беззаботно игравшую в саду с Питером среди розовых кустов. Понятно, что через несколько минут и он очутился там же. К его удивлению и огорчению, Энид дышала весельем, ее обычная грусть и сдержанность исчезли, она шалила как девочка, острила как ирландский член парламента и порхала как летний ветерок. Уж не была ли сцена в погребе сном? Неужели это та самая взволнованная девушка, которая несколько часов тому назад поднимала плиту во мраке никому неведомого тайника?

— Рад видеть вас такой веселый сегодня, мисс Артур, — начал Ральф.

— Посмотрите на Питера! — воскликнула она в ответ. — Я уверила его, что в этой клумбе спрятался кролик, и последствием этого будет то, что садовник и миссис Уэльтер посягнут на самоубийство! О, пожалуйста, запретите ему рыться в земле! Я не могу больше бегать, совсем измучилась.

Ральф с достоинством исполнил ее желание, метко пустив в Питера камнем, после чего прекратилось преследование воображаемого кролика.

— Вы жестоки к животным, — заметила мисс Артур.

— Едва ли. Надеюсь, что я справедлив и к людям и к животным, — мрачно отвечал он. — Хорошо ли вы спали, мисс Артур?

Улыбка исчезла с ее лица, и она пристально посмотрела на него. Но Ральф умел владеть собою.

— Благодарю вас, я спала хорошо. Почему вы спрашиваете об этом с таким мрачно-таинственным видом?

— Не я один таинствен.

— Вы говорите загадками, мистер Гэринг.

— В самом деле? Кажется, я всегда прямодушен.

— А меня вы подозреваете в противном?

— Я не сказал этого.

— Но так говорят ваши взгляды и намеки. Что я сделала вам?

Она произнесла это с таким очаровательно умоляющим видом, что Ральф совсем растаял, как он сам сознался после.

— Что я вам сделала, — продолжала она, — что с тех пор, как я вошла в этот милый, счастливый дом, вы всегда смотрите на меня недоброжелательно? В чем моя вина?

— Ваша вина?

— Да. Только раз вы немножко забылись в Кенсингтонском музее и были приветливы со мною, а потом снова впали в прежнюю суровость. Что я сделала вам?

— Это пустой вопрос, мисс Артур. Я не могу осуждать вас, не зная обстоятельств вашей жизни.

— Но все-таки вы осуждаете меня за что-то, — с краской досады вскричала она, сделавшись еще красивее в своем гневе. — Поэтому-то я и спрашивала, что можете вы иметь против меня? С первой нашей встречи в доме миссис Уэльтер вы вооружились на меня. Признайтесь, ведь вы отговаривали миссис Уэльтер от дружбы со мною?

— Не намерен признаваться ни в чем.

— Отказ в признании равносилен признанию!

— По вашей логике, может быть.

— Так скажите мне правду, мистер Гэринг!

— Вы этого желаете?

Нечто в его тоне предостерегло ее о вступлении на опасную почву, и она покраснела.

— Желаю, если только…

— Если только что?

— Ничего, пустяки. Пойдемте в дом, уже звонили к завтраку.

— К завтраку еще не звонили. Так как же, хотите знать правду, мисс Артур?

— Да… нет… право, судя по вашему лицу, это будет какая-нибудь ужасная правда, за которую, пожалуй, мы еще можем поссориться, а этого мне не хотелось бы, — с внезапною мягкостью произнесла она, — так как сегодня я провожу здесь последний день.

— Последний день?

— Да. Завтра я покидаю Англию.

Ральф остолбенел и несколько мгновений не мог выговорить ни слова.

— Вы уезжаете? — спросил он наконец.

— Да. Я должна уехать, — тихо сказала она.

— Надолго?

— Не знаю. Я боюсь… я полагаю, что очень надолго.

— Зачем?

— Это мой долг.

Он посмотрел ей прямо в глаза, она ответила таким же прямым взглядом, потом опустила ресницы и вспыхнула. Какая женщина не сумеет прочесть в глазах влюбленного мужчины его сердечную тайну?

Раздался колокол, призывавший к завтраку.

— Мисс Артур, — поспешно сказал Ральф, — могу я просить вас прийти сюда через час? Мне нужно переговорить с вами.

Смущенная девушка, наклонившись, гладила Питера, чтобы скрыть свое лицо.

— Хорошо, я приду, — тихо отвечала она и быстро направилась в дом.

Завтрак показался Ральфу нескончаемым, и ему досадно было видеть, с каким аппетитом Энид прихлебывала чай и ела яйцо, словно на свете не существовало ни тайников, ни ископаемых свертков, не говоря уже о терзаемых любовью людей, лишенных всякого аппетита и едва отличающих чай от яйца! Но и завтрак кончился, как кончается все, за исключением людского безумия, и он вышел в сад с сигарою в зубах, которую забыл закурить. У него не было никакого определенного плана; он слепо предоставлял все случаю, решившись говорить и действовать под впечатлением минуты. Получасовое ожидание показалось ему вечностью, но когда Энид пришла, он не находил слов и молчал так долго, что наконец она смутилась.

— Вы хотели переговорить со мною? — начала она, храбро идя навстречу своей судьбе.

Ральф взглянул на ее опущенные ресницы и вспыхнувшие щеки и вдруг набрался отваги.

— Я… я хотел просить вас рассказать мне что-нибудь о себе, — отвечал он. — Конечно, это желание довольно странное, и вы совершенно вправе отказать мне, но…

— Поверьте, мистер Гэринг, — мягко произнесла она, видя, что он замялся, — что я с радостью рассказала бы вам все, тайна ненавистна мне столько же, сколько вам. Я часто страшилась минуты, когда мои милые, добрые друзья захотят узнать прошлое приголубленной им девушки, и вот минута эта наступила! Неужели вы думаете, что я не жаждала сама много раз излить мою душу добрейшей миссис Уэльтер, так деликатно избегавшей всяких намеков на мою прошлую жизнь, видя, что мне это тяжело? Что же касается вас, то даже