Ласточкино гнездо - Валерия Вербинина

– Почему? – спросила Тася.

– Да глупо, просто глупо! У Лавочкина ухватки провинциального комика… пытается изображать из себя то Чаплина^[10], то Китона^[11], пыжится, но ведь убожество же! А Еремин вообще не актер…

– Он симпатичный, – сказала Тася, подумав. – А Лавочкина зрители любят. И никто из режиссеров на него не жаловался. Его просто нужно… Ну правильно направить.

Борис начал колебаться. Он ценил жену за трезвый ум и признавал, что в кино могут сгодиться и отличные актеры вроде Голлербаха, и такие, у кого за душой ничего нет, кроме профиля либо набора уморительных гримас, которые может изобразить любой школьник. Но ему-то хотелось работать с лучшими, с мастерами своего дела. Он отлично сознавал рискованность проекта, который затевал, и боялся, что любой недочет может все погубить.

– Володя и Лавочкин… Да нет, ничего не получится. И что мне делать с Ереминым?

– Женщины любят видеть на экране красивого мужчину, – сказала Тася, пожав плечами. – Придумай для него какую-нибудь роль, где ему не придется много играть…

Борис вспылил и заявил, что не будет придумывать ролей ни для Лавочкина, ни для Еремина, но на следующий день ему позвонил Мельников:

– Знаете, я тут встретил Володю, и он стал меня расспрашивать, кем будет его герой… А не сделать ли нам его репортером? Я имею в виду, репортеру легче перемещаться туда-сюда… что-то расследовать… Мне кажется, что без детективной интриги нам не обойтись. И потом, это хороший предлог для разных приключений…

Борис задумался.

В самом деле, Володя с его интеллигентным лицом отлично подходил на роль репортера. Только вот…

– Нет, – внезапно объявил Винтер, – он у нас будет маленький человек из газеты. Который работает с редакционной почтой… А по почте приходит таинственное письмо…

В голове завертелись обрывки будущих сцен: конверты слетают со стола… Комическая вставка: Володя выглядывает из-за высоченных штабелей писем на столе… А Лавочкин – предположим, невезучий фотограф… растяпа… Он увязался за героем Володи, чтобы узнать тайну письма…

А еще Тундер Тронк, которого будет играть неизвестно кто! И Гриневская – роковая красавица… Только так ее можно уговорить и хоть как-то обезопасить свой проект. А Еремин… гм… товарищ профиль… Нет, такого Тундер Тронка не примут, скажут – слишком уж привлекательное зло вы изображаете. Ну пусть тогда будет любовником Гриневской…

Однако Тася, узнав о планах мужа, решительно помотала головой.

– Ты что! Боря! Гриневский же старик… Конечно, он ревнив, как все старики! Ему не понравится, что жена изображает любовь с Ереминым… Сделай Андрея… Ну не знаю… ее братом, что ли…

– На кой черт мне брат? – заверещал Борис, багровея.

Однако на всякий случай он отправился совещаться с Мельниковым, а потом поймал на студии Еремина и без всяких околичностей заявил ему:

– Я собираюсь экранизировать «Тундер Тронка». Как вы смотрите на то, чтобы сыграть американского миллионера?

От него не укрылось, что актер в первое мгновение изумился, но затем в его зеленоватых глазах замелькали иронические огоньки.

– Борис Иванович, я-то, конечно, всей душой, но… Разве вы не знаете, кто у нас играет американских миллионеров? Толстые комики, которым хорошо за сорок… Боюсь, я не смогу соответствовать… э… столь высоким требованиям.

«А он далеко не дурак», – одобрительно помыслил режиссер.

Сам он терпеть не мог глупцов и с трудом сдерживался в их присутствии.

– Скажите, вы знаете Гриневскую? – быстро спросил Борис.

– Нину Фердинандовну? Кто ж ее не знает…

– Как думаете – я просто так спрашиваю – если вы, например, будете играть ее брата, она не станет возражать?

– Я раньше с ней не сталкивался, – ответил актер с обычным равнодушием красивых людей, которые настолько привыкли, что все с ними носятся, что едва обращают внимание на остальных. – Вы хотите знать, не ссорился ли я с ней? Повода не было…

Борис задал актеру еще несколько вопросов, условился, что будет держать его в курсе дела, и отправился к Мельникову.

Вдвоем они набросали план либретто, внесли в него поправки и представили один экземпляр на кинофабрику, а со вторым режиссер отправился на встречу с женой наркома.

Из того, что его заставили ждать добрых сорок минут, он поневоле сделал вывод, что Нина Фердинандовна не слишком расположена к будущей фильме.

Другой человек на его месте, вероятно, упал бы духом, но Винтер почувствовал растущий азарт. Участие Гриневской могло сыграть в проекте решающую роль, и он был намерен во что бы то ни стало перетянуть ее на свою сторону.

В мечтах Борис видел хороший приключенческий фильм с тайнами, погонями и честными людьми, которые одерживают верх над сворой мерзавцев. Но на все это нужны были деньги, а между тем у него даже не было подходящего актера на роль главного злодея.

Наконец актриса в платье темно-лилового шелка показалась на пороге гостиной.

Нина Фердинандовна была ярко накрашена, и на ее шее висел жемчуг в три ряда, стоивший немалых денег. Темные короткие волосы были подвиты и уложены по последней моде. Взгляд холодных совиных глаз оценивающе скользнул по крупной фигуре посетителя, который ради такого случая надел свой лучший костюм.

Глаза оказались не единственным недостатком этой яркой и экзотичной женщины: поглядев на ее руки, Винтер увидел, что пальцы у жены наркома толстые, как сосиски.

Впрочем, на них сверкали такие внушительные кольца, что человек более чуткий к проявлениям богатства, чем режиссер, преисполнился бы отчаянной зависти и, пожалуй, даже решил бы, что Нина Фердинандовна вообще редкостная уродина, но ей несказанно повезло.

– Присаживайтесь, пожалуйста… Степан Сергеевич! – крикнула она, обращаясь к маячившему за дверью не то секретарю, не то охраннику. – Когда придет Роза, скажите ей, чтобы подождала меня… Это моя маникюрша, – пояснила она Борису, любезно улыбаясь. – Кажется, мы с вами встречались на премьере «Рожденного бурей»… Ах, это был не ваш фильм? Тем лучше: мне он не понравился. – И она звонко рассмеялась.

«Ах, чертовка, – невольно подумал восхищенный режиссер. – Чертовка! Потрясающая шея, и грудь наверняка тоже… То, что надо для фильмы. Стоп… она ведь еще не дала своего согласия…»

И он, подавшись вперед, с увлечением заговорил о своем проекте. Его глаза блестели, он чувствовал себя в своей стихии и видел, что Нина Фердинандовна, явившаяся с намерением поставить его на место, начинает смотреть на него с интересом.

Он обрисовал перед ней блестящие перспективы.