Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

а порой и горько, но такой летаргии и безразличия, такой всеобъемлющей пустоты не было. На каждом углу чем-то торговали, народ сновал по магазинам, пусть и не покупал, но глазел, строил планы. Везде кипела жизнь. Если торговля — это жизнь города, то Москва жила, покупала, продавала, хорошела и вселяла какие-то надежды.

А сейчас на этих каменных, благоустроенных, выложенных плиткой пространствах словно все умерло, зачахло на корню.

Может, лишь в центре так? Может, окраины живут и торгуют? Но нет, и там летаргия, полумертый сон равнодушия ко всему.

И лишь Патрики — логово бессмертных московских эпикурейцев — все еще боролись из последних сил с этой всеобъемлющей пустотой, с этой плотной паутиной безнадеги и усугубляющейся нищеты.

«Это потому, что эпикурейцы превращаются в гиперборейцев, — говорила подруга Регины Сусанна Папинака. — Улавливаешь разницу? По моему мнению, здесь, у нашего пруда, словно лягушки в тине, всегда жили именно гиперборейцы — умельцы лавировать и противостоять во все времена этому злому северному ветру — разрушителю надежд. Этому самому «Зима близко», понимаешь? Тут всегда сопротивлялись, пусть и пассивно».

Сусанна жила в столь же знаменитом доме, что и розовый дом Регины. Этот дом — на углу Спиридоньевского и Малой Бронной, тот, где кафе «Донна Клара», бывший дом «нового соцбыта» — дом работников Госстраха.

Сусанна так про себя и своих соседей и говорила: мы живем в «Страхе».

Регина набрала знакомый код, вошла в подъезд и поднялась по лестнице. Эти знаменитые двустворчатые входные двери дома-«страха». Сусанна специально не стала их менять. Регина позвонила и заглянула в глазок камеры — это я.

Дверь ей открыла Света — помощница Сусанны по хозяйству. Она обычно являлась дважды в неделю и делала уборку. Вот и сейчас в ее руках был моющий пылесос.

Света, женщина неопределенного возраста, была толстой, проворной и очень сильной. На полном опухшем лице выделялся приплюснутый нос, толстые губы были словно вывернуты и всегда накрашены розовой помадой. Щеки отвисли, однако глубоко посаженные глаза глядели приветливо и добро. Похожая на алкашку Света на самом деле в рот не брала спиртного, отличалась честностью и строгими правилами поведения. Три года назад она работала консьержкой в доме Регины.

Но тогда Регина с мужем наезжали в квартиру на Патриарших лишь изредка. Позже там перед самой катастрофой обосновалась Ло. Регина не очень любила вспоминать те дни.

Сусанна переманила консьержку Свету к себе в приходящие домработницы всего несколько месяцев назад и не могла ею нахвалиться.

— Доброе утро, — поздоровалась Регина. — Встала сама?

— Встала, встала. — Сусанна возникла в холле за спиной мощной домработницы уже одетой. — Пойдем кофейничать-чаевничать в «лодыри». Здесь уже генеральная уборка кипит вовсю.

— Из ванной все свечки ваши повыкину, там огарки одни остались, — сказала домработница. Голос у нее был грудной, приятный.

Сусанна покупала ароматические свечи в бутике «Джо Малон» и всегда расставляла их вокруг ванны, видом схожей с небольшим, утопленным в полу бассейном.

Регина окинула взглядом обиталище подруги. И, как всегда, восхитилась. Размерами квартира Сусанны в доме-«страхе» уступала квартире в розовом доме, но отделкой и изяществом превосходила. У Сусанны был отменный вкус. Да и любовники ее прежние — люди в летах, все глубоко и навеки женатые — в деньгах ей никогда отказать не могли.

Холл переходил в гостиную, за ним располагалась открытая кухня. И дальше — большая мастерская Сусанны. Она всегда представлялась художником-дизайнером, когда знакомилась с посторонними. Спальня была небольшой, а вот примыкавшая к кухне ванная — огромной.

В квартире делали грандиозный ремонт, возмущавший соседей. Сусанна о доме своем и квартире, да и вообще о Патриках потолковать любила.

— Мы живем в «Страхе», — говорила она. — И те, кто до нас, тоже жили в «Страхе». Вот посмотри, Региночка, в доме нашем шесть этажей. Знает наш дом каждый охломон, хоть раз побывавший на Патриках. Это как визитка здешних мест. В тридцатых на первом этаже были магазины, на шестом — общага для неженатых «страшков», сотрудников Госстраха. Остается четыре этажа, квартир мало. И за один лишь тридцать седьмой год здесь половину жильцов чекисты расстреляли.

Регина спрашивала, какая квартира принадлежит самой Сусанне — трехкомнатных ведь совсем мало, а это значит, что либо она живет в комнатах расстрелянного в том же году наркома финансов Брюханова, либо в квартире расстрелянного писателя Третьякова. Призраки, Сусанночка, невинно убиенных не являются?

Сусанна на это отвечала, что нет. И квартира ее совсем не та, возможно, принадлежала она в те годы как раз какому-нибудь «комбригу от НКВД» по фамилии Вырвиглазов или Кстенкевставайло, который к тому же наркому финансов и писателю ходил на дни рождения. И праздники Октябрьской революции вместе за столом справлял, дарил их женам цветы, а потом сам же явился арестовывать и допрашивал лично, разбивая губы и носы наркомовские в кровь.

— Оттого и свечи в ванной зажигаю, чтобы не утопил меня этот упырь, — обычно добавляла она — не поймешь, в шутку или всерьез. — Здесь, на Патриках, упырей мнооого, Региночка. Я их вижу порой, да, да… И других тоже вижу. Они все здесь. Не с нами, но здесь. И про писателя Булгакова я тебе одну вещь скажу — не мог он в то время такой дом, как наш — дом-«страх», — пропустить. Одно название его бы привлекло. И дом тогда был новый, витрина большевизма. Не мог и твой дом без внимания оставить. Зойкина квартира в вашем доме была, это же ваш дом в пьесе его — может, даже твоя это квартира, потому что почти все окна у тебя во двор, а двор был — как музыкальная табакерка, это сейчас одни «Лексусы» там на приколе. Это ничего не значит, что настоящая Зойкина квартира, тот притон, куда Есенин с Мариенгофом трахаться ходили, в карты играть и самогон пить, была где-то в другом месте. Свою Зойку Булгаков в вашем доме поселил. Потому что ваш дом, как и наш, — магнит для взора и фантазии. Ты знаешь, что в нашем доме-«страхе» в подвале специально было предусмотрено помещение для прачечной? Там и китаец этой Херувимчик из пьесы юбки гладил. Я это знаю, и не надо со мной спорить. Патрики для нашей семьи — место то еще. Место семейное.

Регина никогда не спорила и не возражала. Потому что если Сусанне начать возражать по поводу дислокации Зойкиной квартиры, то она тут же примется рассказывать свою историю, которую Регина за все эти годы уже выучила наизусть.

Будто бы — а это ведь было реальное уголовное дело