Современный зарубежный детектив-15. Книги 1-16 - Рада Джонс

свысока, чтобы не могла смотреть с отвращением, как когда разболтала в приюте о собаке Йоргенсонов. Он был уверен, что удочерение Хизер тоже подстроила она, был уверен, что Сара знала, где её искать.

– Что-то я не припомню, чтобы у меня был племянник по имени Майлз, – заторможенно сказала она и отвернулась к окну. Платок съехал с её головы, обнажив лысину.

Идиотка сиделка радостно сообщила Саре, что к ней пришёл племянник, перед тем как он вошёл в палату.

– Я Майлз Чапман. – Он подошёл к окну и перехватил её пустой взгляд. – Вспоминай, Сара. Приют в Спокане. Девяносто девятый год. Я убил собаку патронатных родителей, ты рассказала об этом всем остальным. – Тон становился жёстче с каждым произнесённым им словом. Он сжимал кулаки и цедил обвинения сквозь зубы. – Затем был приют Сент-Джозеф, отец-настоятель Иезекииль. Вспомнила? У меня была сестра. Хорошенькая девочка со светлыми волосами. Она была для меня всем. Ты отняла её у меня.

– Хизер, – шепнула она. – Хизер… – Во взгляде мелькнуло узнавание. – Нам сказали, что ты мёртв, мальчик.

– Я бы рад, но… Скажи мне, где она?

– Я не… я не знаю, не помню… Её удочерила семья из Орегона. Женщину звали Шерил Саливан. Это всё, что я помню, милый. – Глаза Сары наполнились слезами. Она поджала бесцветные губы и покачала головой. – Помоги мне, помоги мне лечь в постель.

Он поднял её с кресла, подхватил на руки (она совсем ничего не весила) и уложил на кровать поверх одеяла. Он думал о том, сколько Шерил Саливан живет в Орегоне и как ему найти ту самую, которая украла его Хизер.

– Прости меня, мальчик, – прошептала Сара.

Сара Говард не получит его прощения даже перед смертью. Мужчина грубо выдернул подушку из-под её головы. Она ни о чём больше не просила, только мычала, как корова. Сара смотрела на него так, как до этого мать и Фрэнки: она знала, что он собирался сделать.

Он накрыл подушкой её лицо.

* * *

Когда он впервые увидел Хизер, то не смог сдержать улыбку. Она выросла даже красивее, чем он себе представлял. Его малышка раздавала еду бездомным перед Рождеством. На ней был тёплый свитер, а поверх него – голубая футболка с эмблемой благотворительной организации. Длинные светлые волосы она убрала в тугой хвост. Её кожа будто светилась изнутри, а румянец на щеках был таким же ярким, как в детстве. Она много смеялась в тот вечер и была очень вежлива с людьми, как бы плохо они ни выглядели, как бы плохо ни пахли. Она всё ещё была его малышкой Хизер. Девочкой с чистой душой и прозрачными голубыми глазами. Он сразу узнал её по взгляду и слегка приподнятым бровям.

Он наблюдал за ней весь вечер, сидя среди грязных бродяг, зависимых и проституток с гнилыми ртами. Он боялся касаться их, но видел, как она жмёт им руки и широко улыбается. Помнит ли Хизер, как когда-то милостыню приносили им? Как сердобольные соседки подкармливали их, когда мать в очередной раз забывала о том, что у неё есть дети. Что бы сказала Хизер, узнай она, что он убил их мать? Вопросы, возникавшие у него в голове, остались без ответа, потому что он так и не набрался смелости подойти к ней и рассказать, кто он такой на самом деле. Кто она такая. Вместо этого он познакомился с парнем – Мэттом Льюисом, который координировал благотворительную акцию.

Он никогда по-настоящему не хотел её убивать. Хизер была его маленьким ангелом. Но когда он узнал правду о ней, внутри него что-то сломалось. Он пытался починить это, забирая жизни других девушек, похожих на мать и на неё, но едва ли от этого становилось легче.

Хизер была грязной, как все они. Она осквернила саму себя, осквернила воспоминания о ней, лишила его смыслов и ориентиров. Всю свою жизнь он шёл к ней, к её чистоте, невинности. Хизер предала его.

Эмоции на её кукольном лице сменяли одна другую, пока он рассказывал ей историю о маленьком мальчике, не мыслящем жизни без младшей сестры. Шок в глазах Хизер мешался с недоверием и непониманием. Она начала слабеть: подействовал рогипнол, подмешанный в вино, из рук посыпались папки с документами, когда он рассказал ей, как избавился от всех этих женщин, как избавился от их матери. Язык во рту у Хизер еле ворочался, но, прежде чем отключиться, она прошептала: «Пожалуйста, Майлз, не причиняй мне боль».

Он знал, что её смерть будет последней, к нему слишком близко подобрались, но он должен был убить её, чтобы его воспоминания о ней снова стали светлыми, сладкими, нежными, как мягкий розовый зефир. Его любовь избавит Хизер от скверны, которой она уже заразилась. Он не позволит похоти и пороку издеваться над её телом и душой.

34

Глава

– Калеб, пожалуйста, перезвони, когда прослушаешь сообщение. Мэдди пропала. – Грейс сидела в машине перед участком, наблюдая, как Джеймс выруливал с парковки. Его лицо было непроницаемым, но по тому, как нервно он держался, Грейс понимала, что Джеймс в ярости.

– Да, Мэдисон Саливан. Светлые волосы, голубые глаза, средний рост. Телосложение?– Офицер Нейт Портман сидел на пассажирском сиденье в «Челенджере» и говорил по телефону с диспетчером дорожной полиции Сиэтла. Подбирая слово, он взглянул на Грейс и сглотнул.– Среднее. Мы разослали ориентировки ещё утром. Что? Татуировка? Да, у неё есть татуировка. Надпись «Carpe Diem»[211] под грудью, на рёбрах. – Нейт нахмурился и прижал телефон ближе к уху. – Вас понял, мы выезжаем. – Последнюю фразу офицер произнёс ледяным тоном, но от Грейс не укрылось, что Нейт побледнел, а его лоб покрылся испариной.

Грейс развернулась к нему, ожидая объяснений.

– Какой-то парень обнаружил тело недалеко от пешеходной тропы в туристической зоне, где-то возле Традишен Лейк. Он выбежал на шоссе, мимо проезжала патрульная машина дорожной полиции. Детектив, они думают, что нашли Мэдисон.

* * *

На месте преступления Грейс встретил офицер дорожной полиции Рэй Савадж. Он пропустил Грейс под полицейское ограждение и пожал ей руку. Здесь уже работала команда доктора Хэмптона и криминалисты.

– Ни документов, ни вещей при ней не было. – Офицер Савадж едва поспевал за Грейс.

К моменту, когда Грейс оказалась за жёлтой лентой, она почти перешла на бег. Грейс хотелось, чтобы офицер Савадж поскорей отцепился от неё. Она дрожала от страха. И от него же не могла дышать. Язык во рту словно распух, стал неповоротливым, речь казалась вялой, а голос