Сокровища Рейха - Томас Гиффорд

– Сирил Купер… он разговаривал с вами?

– О да, так же как вы сейчас.

– И вы виделись с ним?

– Разумеется, виделась. Вы его родственник? Брат, вероятно?

– Совершенно верно, брат.

– В таком случае нам лучше сразу поставить все на свои места, вы согласны? – Теперь она говорила не так настороженно, более деловито. – Вы хорошо знаете Мюнхен, мистер Купер?

– Нет. – Сердце у меня вновь запрыгало от волнения.

– К себе, конечно, пригласить вас я не могу. Это исключено… Мой муж отнесся терпимо к вашему брату, но теперь еще и вы… абсолютно незнакомый человек, свалившийся бог весть откуда…

– Вы принимали брата у себя дома? Он знаком с вашим мужем?

– Конечно. Однако, я думаю, вторая подобная встреча… это уж слишком. – Она помолчала. – Я не совсем понимаю, что все это означает?

– Вы моя сестра, миссис Брендель?

При этом Питерсон резко повернул голову. Он только что тер глаза и теперь уставился на меня из-под растопыренных пальцев.

– Мне не совсем удобно говорить по телефону, мистер Купер. В Мюнхене есть квартал, называется Швабинг, это традиционный квартал художников. Там живет один человек, некий доктор Герхард Рошлер, мой близкий друг. У него мы и могли бы встретиться. Скажем, так, сегодня днем у меня танцевальный класс… А что, если сегодня вечером? Вас это устраивает, мистер Купер? В девять часов, например? – Она дала мне адрес, я записал его на листе с вензелем гостиницы и хотел уже попрощаться, как вдруг она, опередив меня, спросила: – А как поживает ваш брат? Надеюсь, он чувствует себя хорошо?

– Мы поговорим об этом вечером, миссис Брендель. До встречи. И благодарю вас… даже не знаю, как сказать… за то, что вы отнеслись к моей просьбе со вниманием.

– Почему бы нет, мистер Купер? Ведь вы меня не разыгрываете, правда?

– Нет, я говорю совершенно серьезно.

Она повесила трубку. Я посмотрел на Питерсона. Он ответил мне улыбкой на бледном в неярких солнечных лучах лице.

Улицу обрамляли шаткие стенды и хлипкие столы на козлах. В чистом вечернем воздухе мягко светились парафиновые лампы. Между тополями, темными, как густые тени, были натянуты бельевые веревки, и с них на крючках и деревянных прищепках свисали картины и рисунки. У столов, во флотских бушлатах, в кожаных куртках с бахромой и потертых, линялых джинсах, стояли художники. Бороды их кудрявились поверх воротников, длинные волосы лежали на плечах. Время от времени в студеном воздухе поднимался дымок. Здесь курили марихуану. Толпа казалась упитанной, пышущей здоровьем, художники по большей части выглядели худосочными. Между двумя деревьями был натянут плакат на английском языке: «Основные черты баварцев – безрассудство и эксцентричность».

Немецкий говор в значительной степени перемежался английской речью. Многие женщины – красивые, модно одетые – со спины легко могли сойти за Ли… Лиз Брендель. Проходя мимо, мы слышали, как люди смеялись и отпускали шуточки.

В переулке, куда мы свернули, было полно баров, кафе-мороженых и небольших ночных клубов. Отовсюду сочились звуки джазовой музыки, выливались на улицу людские потоки, а мы шли и шли все дальше в темноту. В воздухе ощущалась сырость, казалось, вот-вот пойдет то ли снег, то ли дождь. Беспокойство мое росло: меня ждала встреча с Ли.

Мы свернули в какой-то переулок, одолели вымощенный булыжником небольшой подъем. Питерсон не отставал от меня. Гомон толпы у нас за спиной стал еле слышен.

Герхард Рошлер занимал половину очень старого двухэтажного дома с гладким фасадом. В одном из окон первого этажа сквозь плотные гардины тускло просвечивал свет. У меня засосало под ложечкой, непреодолимо захотелось повернуться и убежать, исчезнуть.

На стук дверь отворилась.

Рошлер оказался довольно пожилым крупным мужчиной с копной непослушных седых волос, в шерстяной клетчатой рубахе с распахнутым воротом, поношенных брюках, вытянутых на коленях, и войлочных шлепанцах.

– Идемте скорей с холода, – сказал он и провел нас через пронизанную сквозняком темную прихожую в теплую запущенную гостиную. В камине потрескивал огонь. Кресла-качалки – массивные, старинные – были покрыты чехлами. На застекленных полках рядами выстроились книги. Две дряхлые отъевшиеся кошки потянулись, окинули нас безразличным взглядом и вновь улеглись на свои места. Стены в комнате были оклеены цветистыми, в мелкий сложный рисунок, обоями. В воздухе стоял слабый запах шнапса и капустного супа.

– Я Герхард Рошлер, – представился хозяин, приняв у нас пальто и повесив их на стоявшую на полу старинную круглую вешалку. – Вы, должно быть, мистер Купер. – Он широко улыбнулся и пожал мне руку своей сухой, жилистой рукой. – А вы, – обернулся он к Питерсону, – надо думать, мистер Питерсон. Ага, удивлены! – Он хохотнул и, покачивая головой, опустился в громадное кресло-качалку, жестом пригласив нас усаживаться в глубокие кресла. От пылавшего камина воздух в комнате, казалось, раскалился. – Как видите, ваша слава обгоняет вас, мистер Питерсон, воистину так, хотя я обязан хранить свои тайны. А их у меня много… – Рошлер хлопнул ладонью по ручке кресла, улыбнулся, поправил на носу круглые очки, потом внимательно посмотрел на нас, и улыбка исчезла с его лица. Он нацедил нам шнапсу в крошечные граненые бокальчики. Серовато-желтый жирный кот бесшумно вспрыгнул к нему на колени. Вся рубаха Рошлера была в шерсти. Он поднял рюмку: – За ваше долгое путешествие, господа, и пусть оно будет успешным.

Мы выпили. Лицо Рошлера стало серьезным. Он вытер большой, широкий рот тыльной стороной ладони, собирая на лице морщины.

– Мне только что звонила Лиз, мистер Купер, и просила извиниться за нее. Сегодня вечером она не может выйти из дому. Она встретится с вами завтра в Английском парке, я объясню, где это. – Заметив на моем лице разочарование, он почесал кота за ушами и под его довольное урчание добавил: – Думаю, оно и к лучшему, мистер Купер. По крайней мере, сейчас мы можем вполне откровенно побеседовать. Не ожидайте от меня объяснений, почему я это делаю, но я готов довольно много рассказать вам о Лиз Брендель.

В соседней комнате громко тикали часы. Кошачья шерсть лезла в горло. Шнапс по вкусу напоминал дешевую детскую карамель.

– Лиз Брендель – моя сестра?

– Вполне возможно. Если два человека, два брата, приезжают в Мюнхен с интервалом в несколько месяцев и задают один и тот же вопрос… что ж, подобная вероятность возрастает. – Рошлер отпил шнапса. – Скажу прямо: я не знаю, кто такая Лиз Брендель. И более того – сама она тоже не знает этого. Равно как и вы… – заключил он.

– О чем вы говорите? – стремительно врезался в разговор Питерсон.

Рошлер, казалось, разговаривал с котом, поглаживая его по усам:

– Вот уже несколько лет Лиз Брендель переживает своего рода духовный кризис. Она пытается выяснить, кто же она в действительности, в чем заключается смысл ее жизни?.. Вероятно, это и вынудило ее довериться мне. Я, пожалуй, заменил ей отца, которого она не знала.