Мертвяк - Илья Владимирович Рясной

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀⠀ *⠀⠀ *

Семен Борисович Резник оставался председателем Комитета по помилованиям. Но это был уже не тот человек. От ведения заседаний он уклонялся. Сидел в углу, без всякого интереса слушая выступающих, голосовал, механически поднимая руку — как все, чтобы единогласно, благо условный рефлекс выработан. В нем что-то перегорело, сломалось. Он утерял стержень. И теперь из человека, обуреваемого мелкими страстями, амбициями, с завидным энтузиазмом проповедующего абстрактные принципы, из которых почему-то извлекается конкретная выгода, он превратился в человека, который доживает отмеренный ему срок. В манекена для голосования. И многие сомневались, что он выйдет из этого состояния, даже когда после смерти дочери пройдет достаточное время. За его спиной начали шушукаться.

— Сдал Семен Борисович, — гневно сверкала очами престарелая поэтесса. — Потеря дочери — страшно. Но есть еще долг. Перед людьми. Перед священными правами личности!

Она говорила с пафосом и совершенно серьезно.

— Конечно, — скульптор изо всех сил старался не закатывать глаза и ничем не показывать, как осточертели ему душевнобольные — а именно к этой категории он справедливо причислял собеседницу. — Но все-таки такое горе… Как он будет тянуть такую работу дальше?.

— Вот именно. Ведь она требует полной самоотдачи.

— Искусство вечное, конечно, это важно. Но бывают моменты, когда важнее общественная деятельность. Надо наступить на горло собственной песне…

— Правильно! — глаза поэтессы полыхнули мутным желтоватым огнем.

— Я решил полностью отдаться общественной деятельности.

— Именно такие люди и нужны новой России!

Скульптор все-таки поморщился от этого лозунгового призыва. Звучал примерно так же, как лет десять назад всенародно любимое «Слава КПСС!».

— Вы, конечно, хорошая кандидатура на должность председателя, — увлеченно продолжила поэтесса.

Теперь приходилось сдерживать улыбку удовлетворения.

— Попозже вернемся к этому вопросу. Все-таки пока неэтично, — потупился скульптор.

— Обязательно вернемся!

Скульптору очень хотелось стать председателем. Он-то знал, как лучше использовать это кресло. Впрочем, не он один обливался слюнями. Потихоньку уже начинали плестись сети интриг с целью захвата власти. Резникова его друзья-интеллигенты в лучших традициях волчьей стаи уже списали со счетов, и теперь оставалось накинуться на него всем скопом и схрумкать вместе с шерстью. — конечно, интеллигентно, вежливо, тактично, как и положено между культурными людьми.

А Резников продолжал тянуть лямку будней. Плыл по течению. Без интереса, без радости. Он выплакался в первый день, когда ему сообщили о смерти дочери. И застыл в оцепенении.

Однажды на общеобязательной презентации, устраиваемой новым русскоизраильским фондом, один приятель подошел к Резникову, грея по всем правилам в ладони фужер с греческим коньяком:

— Совсем скис, — покачал он головой, глядя на писателя. Так нельзя. Жизнь продолжается..

— Продолжается, — безучастно кивнул писатель.

— Кстати, давно Хотел познакомить тебя с одним хорошим человеком. Адвокат Гольдштейн. Поговоришь с ним? Полезное знакомство. Вхож, — приятель приподнял глаза, указывая ими куда-то на небо, и по его виду можно было подумать, что адвокат вхож к самому Господу.

— Поговорю.

Познакомилась. Слово за слово — договорились скрепить знакомство на подмосковной даче. Резникову это было не нужно, но он продолжал вращаться, как запущенный волчок, по привычке, в силу инерции, и остановиться ему было непросто.

Встретились на следующий дейь на роскошной даче с бассейном, колоннами, высокой кирпичной сторожевой башенкой и сараем на двести квадратных метров.

Писатель пил, но почти не пьянел. Адвокат оказался своим в доску, и, может быть, несколько месяцев назад его общество и доставило бы Резникову удовольствие. Но не теперь.

— Дело веду, — к вечеру в баньке разоткровенничался адвокат. — Плевое дельце такое. Чистейшая милицейская провокация. Хотят доказать, что мой клиент якобы торговал оружием. Дали пять лет. А у него двое детей. Двое девочек. Парень хоть куда. Не пьет, не курит. Высшее образование. А ему — пятерку. За что?

— С группировкой связан? — спросил Резников, которого работа в комитете научила зрить в корень.

— Да наговаривают все! Какая-то чеченская община… Хотелось бы помочь парню, а не знаю как. Кассацию отклонили. Погибнет в тюрьме человек. По-человечески бы помочь…

Резников неопределенно пожал плечами.

— Да что мы все о делах, — вдруг засуетился Гольдштейн. — Замучил я вас своими разговорами. Хотелось бы о писательском труде услышать. Говорят, платят-то не много.

— Вообще не платят, — кивнул Резников. Начинался привычный разговор. И в привычной манере.

— Не ценят интеллект. И имя… Кстати, мог бы посодействовать. Консультации для разных фирм.

— Консультации? По поэзии Маяковского? Или по германскому роману двадцатого века?

— Ну что вы, право? Разные вопросы. И суммы — не гонорары. Большие суммы, уверяю.

— Из любви к искусству?

— Десять тысяч долларов..

— Нет.

— Ну, пятнадцать, — в голосе адвоката прозвучала неуверенность.' Разговор шел не так, как задумывался.

— Ерунда, — Резников будто очнулся. — Мне нужно другое. Так и быть — посодействую освобождению вашего клиента. Но услуга за услугу.

— Всегда рады помочь.

— Говорят, есть взрывчатка такая, которую металлоискатели не проявляют. Правда?

— Да, вроде есть. Пластиковая.

— Она мне нужна.

— А?

— Она мне нужна, повторяю..

— Я не торгую взрывчаткой. Что вы! Это же противозаконно.

— Будет?

Адвокат лукаво улыбнулся и кивнул…

⠀⠀ ⠀⠀

*⠀⠀ *⠀⠀ *

Глеб вгляделся в фотографию человека, которого ему надо найти. Лицо вполне подходит для шпиона, но не для голливудского, а для настоящего — незаметен в толпе, никаких особых примет. Обычное лицо обычного человека. Как его искать? Кто его только не искал! Милиция, госбезопасность, «Синдикат». Выдвигались различные версии, вплоть до того, что подполковник перешел на сторону врага и сейчас консультирует ЦРУ или Интеллиджёдс сервис. Но эта версия была отброшена — такую находку не утаишь; если бы он объявился в Лондоне или в Вашингтоне, об этом стало бы известно.

«…Спецсообщение. Сов. секретно. 25 июля 1994 года в Санкт-Петербурге сотрудниками областного Управления ФАГБ засечен подполковник Мечников. За ним было установлено наружное наблюдение, согласно приказу — не брать, следить. От наружки подполковник ушёл. После этого нигде больше не возникал».

Есть шанс найти его? Если и есть, то слишком мизерный, это Глеб, будучи реалистом, осознавал четко. И вместе с тем он должен найти подполковника. Притом в ближайшее время.

Артемьев и Глеб, обложившись материалами на КК-11, просчитывали все возможные варианты. Как найти человека? Где он может быть? Россия? Ближнее зарубежье? Если бы. А то — Европа или Латинская Америка. Ничего, можно достать и оттуда. Лишь бы знать — откуда.

Что делать человеку, за которым началась жестокая охота? Нужен паспорт. Нужна масса документов. Нужно жилье. Нужно,