Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

Зверев тоже приблизился к собаке, брезгливо смотрел.

Потом обернулся к Алисе. Ее бил озноб.

— Замерзла? Эх ты, Лисенок. Бедные наши ножки, усталые маленькие лапки, нежные наши… — Он вздохнул и вдруг легко подхватил девушку на руки и понес. Ее банные тапочки упали на траву. Никто их так и не поднял.

Уже на ступеньках террасы Мещерский шепнул приятелю:

— А я уж приготовился на тебя любоваться: в боевой стойке, с «деррингером». А ты, брат…

— А я про него забыл, — Кравченко сплюнул, — вот такие, Серега, пирожки с котятами.

Глава 20

ПОКЛОННИК ДУЧЕ

Эта ночь, с одной стороны, тянулась как вечность, а с другой — промелькнула единым мигом. Мещерский часто вспоминал ее. Наверное, потому, что впервые наблюдал удивительную синхронность мыслей у таких непохожих созданий, как собственное "я" и "я" Вадима Кравченко.

Легли в доме над озером поздно — уже во втором часу.

За окном поднялся ветер.

— Каждую ночь кросс сдаем, а? — изрек Кравченко. — Вот жизнь! Ну просто «дю-ра-сел» — непростая батарейка.

На такого зайца розового становимся похожими, не находишь?

Мещерский промолчал.

— Это не мы, это он к ней в настоящие телохранители нанялся. Пристрелил четвероногого дружка, и рука не дрогнула… А пистолет Сидорову придется сдать, — Вадим заворочался, тахта скрипнула под его тяжестью. — Они тут все: Феллини, Феллини, только и слышишь… А помнишь, Серега, как у него в фильме псих забрался на дерево и орал «Хочу женщину!»? Ох, не зря дубляжник морду себе полировал…

Мещерский закрыл глаза, а когда открыл — вроде через секунду, — за окном уже плавала мутная утренняя мгла. От нее отделился темный силуэт. Мещерский приподнялся на локте и увидел… Сидорова.

Опер точно хмурое привидение восседал на подоконнике — брюки мокрые до колен и в грязи, от куртки нестерпимо несет намокшей кожей, волосы тоже мокрые, слиплись. Лицо усталое и серое, мешки под глазами. А к нижней губе прилепилась сигарета.

— Долго спишь, приятель, — Сидоров выпустил дым из ноздрей.

Из ванной появился Кравченко, он быстро куда-то собирался. Мещерский взглянул на часы: 6.15.

— Вы тут тир, говорят, открываете, — Сидоров тряхнул волосами. — Шутнички.

— Ты.., ты как тут очутился? — от неожиданности Мещерский позабыл даже свою вежливую заносчивость.

— Переодеться во что-нибудь сухое найдете?

Кравченко кинул оперу свой свитер и джинсы. Тот спрыгнул с подоконника.

— Дождь ночью лил, — сообщил он, а потом добавил вроде бы в продолжение фразы:

— Мишу безногого убили.

Топором.

— Какого еще безногого? — не понял Мещерский.

Опер подхватил одежду и молча двинулся в ванную.

Кравченко рассказал приятелю о своей встрече с инвалидом-попрошайкой на рынке.

— А сегодня ночью его нашли на автобусной остановке. Шофер последнего автобуса обнаружил. Шурка всю ночь на осмотре места происшествия пробыл.

— А Пустовалов?! Его взяли?!

— Нет. Там снова дым коромыслом, он говорит, план «Сирена» ввели, да только проку с этих «Сирен».

— А откуда Сидоров про стрельбу знает?

— Я ему сам ночью позвонил. Ну да, сам. Только сдается мне, что еще раньше меня ему кто-то из охраны информацию выдал: везде у молодца свои люди. Он бы прямо ночью сюда заявился — с него станется, да не успел.

Там, как видишь, новое ЧП.

— А для чего он приехал? Кто его сюда пустил?

— Приехал он за Шиповым, пистолетом и новостями.

А впустила его наша Тихоновна.

— Она что, не ложилась?

Кравченко пожал плечами:

— Шурка говорит — встретил ее на террасе, воздухом она вроде дышала — бессонница, мол.

— А ты куда?

— Я поеду с ними в отдел. Пока с Пустоваловым все глухо. А если что будет — Шурку его орлы известят. У него там с начальством какие-то сложности.

— Какие еще сложности?

— Так, буркнул что-то, по матушке начальство послал.

Вроде его от операции отстранили, вроде — нет, в общем, умалчивает и злится. Но я чувствую — что-то не гладко у него в смысле служебных внутриуставных отношений.

— Хватит зубоскалить! Нашел время.

— А что? Сам же спросил. Пока же он желает с нашим стрелком потолковать.

— В шесть утра?! Он что, тоже не спит?

— Его Тихоновна разбудила. Мы уже полчаса тут кантуемся, пока ты дрых беспробудно.

— Я с вами! — Мещерский схватил ботинок.

— Нет. Вот как раз ты, Серега, будешь там абсолютно лишним.

— А ты не лишним? Он же Шилова забирает, а ты…

— А у меня пистолет в кармане. И заявление.

— Какое заявление?

— Жоржика. О том, что он этот самый пистолет добровольно сдает в милицию. Вернее, собирался, но опоздал по независящим от него обстоятельствам.

— А когда же он успел написать такое заявление?

— Я его только что написал в ванной. Я. Ну, не будь дураком, Серега. Это ж азбука. Впрочем, дело не только в пистолете. Тут что-то еще кроется. Сидорову про этого Жоржика кое-что известно. И это я печенкой чувствую.

— Что?

— За тем и еду, за информацией. При добровольной выдаче оружия — ежели Сидоров, естественно, все по закону оформлять замыслил, а не класть матерьяльчик под сукно до лучших времен, — тут Кравченко двусмысленно усмехнулся, — ну да, в оперативных целях, как это у них называется. Ему в таком случае и меня на протокол положить придется. Пистолет-то ведь я сначала у Шилова изъял. А потом он этим пистолетом на Жоржика надавит, а может, и не только пистолетом… Ладно, все объяснения позже. Я телефон заберу. Если что тут — жду звонка. И ты жди. И надейся на лучшее.

— А что же я Марине Ивановне скажу? — испугался Мещерский. — Что снова кого-то схватили и опять…

— Вдову сам успокоишь, ты у нас мастер на все руки.

Скажи, все дело в ночной стрельбе. Мол, все обойдется.

В комнату вошел переодевшийся опер.

— У нас с тобой, Вадик, один размер, оказывается, — объявил он грустно, — данке шен, снова меня выручил. Ну?

Шипов ждет внизу.

Мещерский проводил их до лестницы. Сердце его так и колотилось.

В гостиной у камина сидел Георгий Шипов — в шерстяной водолазке, в черных джинсах и кожаной безрукавке с серебряной итальянской кокардой вместо значка. На руке его позвякивал металлический браслет с перламутровыми инкрустациями, пояс в джинсах был самый что ни на есть прикид — кожа с металлическими шипастыми пластинками, а пряжка — все та же раскрытая ладонь. Он вертел на пальце ключи от «Хонды».

— Быстро до вас, товарищ капитан, новости доходят, — заметил он с бледной усмешкой.