Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 1 - Татьяна Юрьевна Степанова

разве здесь, на даче, между вами не произошла драка? Ну-ка, припомни хорошенько. В самый первый денек, а? — Сидоров внезапно остановил машину — безлюдный поворот, серый сырой туман ползет клочьями, пустынное шоссе, сосновый лес.

Наступившую тишину взорвал гневный крик Шипова-младшего:

— Какая еще драка?! Кто вам сказал?!

— Свидетели.

— Какие свидетели? Да вы что? — Парень дернул на себя ручку дверцы, пытаясь выскочить из машины.

— Сиди, — опер обернулся. — Ты какой-то нервный, спортсмен. Лечиться надо.

— Кто вам сказал, что я.., что мы с Андреем… Почему вы о какой-то драке заговорили? Не было ничего, — Шипов метнул на Кравченко тревожный взгляд.

— Значит, лгут свидетели? — мягко осведомился Сидоров.

— Конечно, лгут! Кто.., кто же это… Да я его никогда не трогал, вы что? Я любил его, он мой брат! У меня ближе его никого не было.

— Но в том гадюшнике ночном ты же ему съездил по физиономии. За что?

— Я.., я ошибся. Дурак, кретин, ничего не понял и…

— А почему Андрей соглашался петь в таком клубе? — Кравченко почувствовал, что вот сейчас парню стоит прийти на помощь, авось окупится потом этот шаг.

— А где же еще найдешь место, где по две штуки за выход платят? — огрызнулся Шипов, однако дышать стал ровнее и кулаки его разжались.

— Две штуки? «Зеленых»? Всего-то? Да это ж твоему брату — раз плюнуть было, — Кравченко недоверчиво поморщился. — Они же с Мариной Ивановной…

— Да оставьте вы ее в покое! Андрюха что, по-вашему, содержанкой, что ли, был? Совсем уже… Он был артист, огромный талант. Он был такой.., непрактичный, а эти soldy [27], все это дерьмо… Но должны же у мужика быть собственные деньги или не должны? Вот он и искал, где можно их заработать.

— Это сразу после того, как вы из Италии, что ли, приехали? А как же те деньги, что он заработал за границей? — удивился Кравченко.

— Оттуда он ни гроша не привез, ни лиры. Весь сбор ушел на оплату прессы, на телевидение. Думаете, за так, что ли, они писать будут, хвалить?! А он у НЕЕ ни гроша не взял, все сам хотел. И тут, дома, тоже хотел… — Шипов покачал головой. — Потому и таскался туда, пел перед этими…

Тут Кравченко подумал: вот жил покойник на всем готовом, у богатой жены, пользовался ее имуществом, ее именем, славой, связями. Пел в ее концертах, разъезжал с ней по Европе и при этом делал вид (а может, искренне считал — бог его теперь разберет), что делает все сам. Однако мыслей своих Кравченко обнародовать не стал. Действительно, чаще всего молчание — золото.

— А Зверева знала про ваши вояжи к гомикам? — поинтересовался опер.

— Сначала нет, она весь апрель в Швейцарии была, в клинике питания и коррекции веса лечилась. Потом узнала.

— После драки, что ли? Когда тебя из милиции вызволять пришлось?

— Вы ее лучше не трогайте! Она к этому делу никакого отношения не имеет.

— Естественно. Не сама же она у следователя пороги обивала. На такие дела секретарь имеется и господа адвокаты. У тебя их в деле два, кажется, было, Жорж? Видишь, Вадик, как люди устраиваются? У столь юного нарушителя закона — сразу две палочки-выручалочки.

— Меня ЕГОРОМ зовут, сколько раз повторять можно?!

— Виноват. Ну не нервничай ты так. Значит, пушку ты свою, Егор, нашел в Измайлове после конфликта с господином Зарецким. Молчишь? Ну ладно, только учти — это дело в корзинку спустить не удастся. Хоть роту адвокатов вызывай — не на такого напал. У тебя, парень, ношение там, хранение огнестрельного и прочие прелести на лбу уже отпечатаны. И если ты не…

— Егор имел твердое намерение сдать случайно найденный пистолет, — быстро ввернул Кравченко. — А помешали этому намерению независящие от него обстоятельства. Все свидетели это подтвердят. Причем это будут такие свидетели, которым наш справедливый суд просто не сможет не поверить.

В салоне «Жигулей» произошел молниеносный обмен взглядами. И каждый понял ситуацию по-своему. Шипов откинулся на спинку сиденья и чуть расслабился даже.

А Сидоров… Сидоров помолчал секунду, потом тяжело вздохнул:

— Вот так вы всегда. Трудно с вами разговаривать, господа хорошие, ой трудно! Ну ладно, Вадик, давай сюда ее, голубушку.

— Кого? — вроде бы не понял Кравченко.

— Пушку. — И когда «беррета» перекочевала в его карман, в глазах опера мелькнула уже знакомая Кравченко искорка: Сидоров разобрался во всем с ходу и так, как и было нужно.

«С этим ментом в спарринге работать — милое дело, — отметил Кравченко с удовольствием. — Итак, взяли мы гитлерюгенда в плотную вилку. И что же дальше?» Теперь он был само внимание: при таком раскладе сил подыгрывать оперу надо было очень осторожно. «Почему он ничего не говорит про кровоподтеки? Чего ждет? Вроде бы сейчас самое время или…»

Однако очередной вопрос Сидорова прозвучал совершенно «из другой оперы».

— Ты, Егор, говорят, по-итальянски хорошо знаешь?

— Не так, как Андрей говорил или Марина Ивановна, но сносно, — Шипов облизнул пересохшие губы. И во взгляде его снова мелькнула тревога.

— Я в прошлый раз кассету одну у вас позаимствовал с разрешения хозяйки, — соврал Сидоров. — Андрей твой поет. Ты мне перевести сможешь, о чем?

— А-а, это. Его единственная студийная запись. «Лючия ди Ламмермур», наверное.

— И о чем же он в этой «Лючии» поет?

— О любви, — Шипов опустил глаза.

— Ишь ты, впрочем, я так и думал, — Сидоров кивнул, — музыка там нежная. А вообще твой брат каким человеком был, а?

— Хорошим.

— Ну — хороший, талантливый, необычный, образованный — это я все от ваших уже слыхал. Но ты его брат, самый близкий ему человек, как ты его охарактеризовать можешь?

Шипов-младший сглотнул.

— Андрюха настоящий мужик был. И что бы про него вам ни говорили.., какая бы сволочь ни… Он был надежный, добрый, мягкий человек. И я.., я б за него любому…

— А за что же ты тогда его сам ударил?

— Я же объяснил! Так получилось. Я думал.., ну, в общем, со зла все вышло. Я не хотел.

— И с Зарецким Феликсом — Феличитой вы, значит, никогда больше не пересекались?

— Нет, — Шипов сморщился. — После той очной ставки в милиции мы не виделись.

— Егор, а кто был следователь у тебя по делу?

— Не помню, девчонка какая-то зеленая совсем. Мне адвокат сказал, что побои — дела частного обвинения, плевая статья, ее только самым глупым ментам дают.

— Потише-потише, разговорился: ментам! — Сидоров усмехнулся. — Ну а между нами, на лапу никому не пришлось тогда дать, а? Никому?

Кравченко отвернулся: "Не надо, чтобы Шипов сейчас