Секреты, скрытые в шрамах - Эстрелла Роуз

— Подожди-подожди, Эдвард, но как же так! — недоумевает Энтони. — Как? Ты же обвинял мою дочь в том, что она не верна тебе! Она сама говорила об этом нам с Летицией по телефону, когда мы все-таки добились от нее ответа на вопрос о том, что между вами происходит.

— Это была ложь, мистер Рочестер! — вполне уверенно заявляет Эдвард. — Меня обманули, а Наталию жестоко оклеветали! Она на самом деле ни в чем не виновата, а я напрасно набросился на нее с обвинениями.

— Вот как, ты заговорил! Сначала поливаешь Наталию грязью, а теперь говоришь, что она не виновата!

— Клянусь, мне очень жаль, что я не стал ни в чем разбираться и бросил ее. Если бы я знал, что это была клевета, то ни за что не поступил бы так жестоко и несправедливо.

— Это была моя вина! — испуганно признается Наталия. — Я должна была рассказать обо всем, что со мной произошло. Но вместо этого молчала и сама положила конец тому, что не хотела терять. Если бы у меня хватило смелости рассказать Эдварду обо всем намного раньше, то он не бросил бы меня.

— Ни за что! Тогда я и подумать не мог, что эту девушку могли подставить и специально настроить меня против нее.

— Но почему ты так легко бросил Наталию? — спокойно интересуется Летиция. — Почему не захотел узнать всю правду? Я прекрасно знаю свою дочь. Она в жизни никого не предавала. Эта девочка всегда была верна своим друзьям, тем, с кем ранее встречалась, и тебе.

— Ревность, миссис Рочестер, — с жалостью во взгляде отвечает Эдвард. — Ревность овладела мною и напрочь отключила мои мозги. Я не мог контролировать себя и подумать о чем-то еще, кроме как о том, что ваша дочь предала меня. Мне не удалось справиться с этим мерзким чувством. Рядом со мной не было никого, кто мог бы помочь мне протрезветь.

— Скорее не ревность тобою овладела, а мозгов тебе не хватило! — немного грубо бросает Энтони.

— Мистер Рочестер…

— А поговорить с ней ты не мог? А, мистер МакКлайф? Вы слишком тупой для такого?

— Не говорите так, прошу вас…

— Моя дочь никогда никого не предавала! Об этом знают ВСЕ ее близкие! А если она не хочет продолжать отношения и думает о расставании, то Наталия СРАЗУ об этом говорит!

— Я бы не смогла ничего рассказать! — с долей отчаяния говорит Наталия. — У меня была сильная истерика! Впала в ступор, ибо не понимала, в чем меня обвинили. А когда все прояснилось, то поняла, что меня подставили.

— Ее до сих пор трясет каждый раз, когда она говорит о том, что с ней произошло, — с грустью во взгляде добавляет Эдвард. — Она с трудом может говорить о том ужасном случае.

— Только не надо смотреть на нас щенячьими глазками и думать, что это прокатит, — раздраженно говорит Энтони. — Нет, Эдвард, не прокатит!

— Прошу вас, позвольте мне все объяснить.

— Разве у тебя не хватило мозгов подойти и успокоить ее, раз ты видел, что ее трясло? Трудно было, черт возьми, догадаться, что ты причинил моей девочке страшную боль?

— Я бы не в том состоянии, чтобы думать о чувствах Наталии. Единственное, что меня тогда волновало, — это то, что она предала меня.

— Хватит уже искать оправдания своему омерзительному поступку! — раздраженно прикрикивает Энтони, буквально порываясь наброситься на и без того напуганного и жутко бледного Эдварда. — Ты поступил с ней как свинья! Безмозглый подонок, который приходит к нам, с невинным взглядом говорит, как ему жаль, и пытается безуспешно оправдать свое поведение.

— Энтони, пожалуйста, успокойся… — шепчет Летиция, взяв Энтони под руку. — Здесь люди.

— Да я сейчас убью этого сопляка! Вот гаденыш-то! Это из-за него мы с тобой чуть не потеряли дочь! Это по его вине она так долго страдала! И после всего этого Наталия решила вернуться к нему! Это, черт возьми, возмутительно!

— Он не виноват, папа! — с жалостью и слезами на глазах восклицает Наталия. — Прошу тебя, не вини Эдварда в том, что произошло. Я сама все испортила!

— У тебя совсем нет гордости, Наталия? Как ты могла вернуться к такому ужасному человеку, который поливал тебя грязью? Да такие твари, как он, никогда не станут лучше! Он и во второй раз поступит с тобой так же омерзительное!

— Пожалуйста, папочка, не говори так! Ты еще не знаешь, что произошло! Я рассказала лишь малую долю того, что привело к такому итогу! Я… Я сама заварила всю эту кашу.

— Не смей брать на себя вину за то, что сделал этот человек.

— Папа!

— Ты должна быть выше! Ты заслуживаешь гораздо лучшего человека! А не этого гаденыша, который причинил тебе столько страданий.

— Но я люблю его! А ради любви я готова забыть и простить что угодно! Особенно то, в чем сама виновата! На что сама напросилась!

— Наталия!

— Пожалуйста, не надо кричать, — мягко просит Летиция. — Мы в аэропорту, где полно людей. Давайте мы все успокоимся и не будем привлекать к себе внимание.

— Мама, ну хоть ты поверь мне! — с жалостью во взгляде умоляет Наталия. — Я знаю, что Эдвард поступил некрасиво. Но не имею права судить его, потому что сама спровоцировала такой исход.

— Заткнись! — сухо требует Энтони. — Не смей говорить это! Слышишь! Не смей!

— Все, Энтони, хватит! — уверенно вмешивается Летиция и переводит взгляд на Эдварда, смотрящий на родителей Наталии еще более испуганно после того, как Энтони начал проявлять к нему такую агрессию. — Прости, Эдвард, но ты действительно поступил некрасиво по отношению к Наталии.

— Мне очень жаль, миссис Рочестер, — с жалостью во взгляде отвечает Эдвард. — Но клянусь, я не хотел этого. Не хотел, чтобы все закончилось таким образом.

— Мы с Энтони считали тебя прекрасным человеком. Однако твой безобразный поступок по отношению к моей дочери может изменить наше мнение о тебе. Мой муж говорит правильные вещи, и я не могу не согласиться с ним.

— Я и не собираюсь отрицать все сказанное мистером Рочестером. Он абсолютно прав! Я действительно поступил безобразно и признаю это. Знаю, что у меня и правда не хватило мозгов для того, чтобы успокоить Наталию и разобраться со всей этой ситуации.

— И как ты докажешь это?

— Как вам будет угодно. Я уже сумел доказать свое сожаление вашей дочери и тем, кто также был зол на меня. И готов доказать это и вам обоим.

— Ох, хорошо… — немного успокаивается Энтони и скрещивает руки на груди, по-прежнему хмуря