Не путай клад с могилой - Андрей Дышев

Труднее всего было найти тару. Не отходя от исторических штампов, Влад решил использовать что-то вроде прогнившего деревянного ящика. Но найти такой ящик, который при наличии бурной фантазии можно было бы принять за средневековый ларец, оказалось делом весьма непростым.

К вечеру они доехали до туристского поселка Яремча, от которого до Лазещины оставалось совсем ничего, и, на малом ходу проезжая мимо дворов, свалок, заброшенных хозяйственных построек, выискивали подходящий ящик.

– Это все не то, – говорила Анна, вытряхивая из фанерной коробки угольные крошки и рассматривая ее со всех сторон. – Такие штуки выпускают на соседней картонной фабрике, и любой лох сразу поймет, что его надувают.

– Может быть, завернуть все в тряпку? – вслух думал Влад.

– Тряпка не может пролежать в земле пять веков, – возразила Анна, кидая коробку на кучу угля. – Нужен маленький сундучок из дорогих сортов дерева, обитый золотыми или серебряными уголками, с инкрустированным бриллиантами замочком, украшенной дорогими камнями ручкой. Причем все должно быть тусклым от сырости и времени, а деревянная основа – трухлявой.

Влад в сердцах откинул в сторону оцинкованное ведро без днища и отряхнул куртку от черной пыли.

– В общем, с этого маленького сундучка и надо было начинать, а не с монет, – сказал он расстроенным голосом.

– Постой! – сказала Анна. – Давай подумаем логически. Графиня едет в карете по горам восточной Трансильвании с казной Солдайи. Вот ты историк. Скажи мне, что такое казна?

– Это монеты и драгоценности.

– А сколько их могло быть? Ящик? Мешок? Вагон?

Влад пожал плечами.

– Понятия не имею, сколько смогла вывезти Аргуэльо.

Такой ответ Анну не устроил.

– Вывезти, допустим, она могла бесконечно много. Особенно, когда сокровища достаются даром. Я спрашиваю, много ли золота и драгоценностей могло быть в казне Солдайи?

– Вряд ли. Из-за турок торговый оборот генуэзских колоний резко упал. Купцы обнищали, сократились налоги. Значит, и казна заметно полегчала.

– Нет, это не ответ, – нахмурилась Анна и, открыв багажник, стала искать в продуктовых пакетах остатки колбасы. Ленивый белый пес, обитающий на угольном складе и по странному стечению обстоятельств сохранивший свой естественный цвет, качнул влево-вправо своим хвостом и, остановившись у ног Анны, поднял узкую лисью морду.

Влад понял, что его авторитет историка готов пошатнуться в глазах Анны, и попытался исправить положение:

– Сундук с золотом она, безусловно, вынести из осажденного города не могла.

– А маленький такой сундучок размером с «дипломат»?

– И такой, думаю, тоже вряд ли удалось бы вынести незаметно.

– Что ж она, по-твоему, золото выносила в карманах?

– Вот это больше всего похоже на правду. Карманов, конечно, у нее не было, но в складках ее пышного платья можно было кое-что спрятать. Кроме того, графиню, как дипломата, сопровождали вельможи и слуги, одежду которых тоже можно было нашпиговать монетами и украшениями.

– Так зачем мы с тобой лазаем по мусоркам и ищем ящик? Оказывается, у графини его и в помине не было! – усмехнулась Анна, разламывая кружок «Докторской» и кидая псу.

– Мы с тобой не с историками имеем дело, Анюта, – объяснил Влад. – А с уголовниками. Они в таких тонкостях разбираться не будут. Главное, чтобы, как пишут в книгах, «штык лопаты глубоко вошел в землю и наткнулся на прогнившую крышку сундука».

– Послушай, а что мы с тобой голову ломаем? – сказала Анна, растягивая слова. – Глиняный кувшин! Ты же мне сам говорил, что черепица хранится практически вечно!

Пес, не дождавшись, когда Анна кинет последний кусок, встал на задние лапы и щелкнул зубами, вырывая кусочек колбасы из ее пальцев.

– Кувшин? – переспросил Влад. – А почему бы и нет? Только где мы его найдем к утру?

Анна фыркнула.

– Вот чего полно в Закарпатье, так это елок и керамики! Поехали!

В ближайшей деревне они купили десяток яиц, молока, творога и замечательный кувшин с широким горлышком, который как две капли воды был похож на склеенные экспонаты, выставленные в судакском краеведческом музее. Хозяин, с которым Анна, во избежание припадка национализма, изъяснялась на английском, усиленном мимикой и жестами, был очень удивлен тем обстоятельством, что покупатели просили кувшин похуже и постарее.

Когда начали сгущаться сумерки, они приехали в поселок Ясыня, зажатый со всех сторон мохнатыми горами, застроенный деревянными приютами и гостиницами с высокими остроугольными крышами, покрытыми красной черепицей, похожей на рыбью чешую, где вечерний прохладный воздух был напоен пряным запахом печного дыма, скота, прелого сена и шашлыков.

Машину они оставили на стоянке, а сами поселились в трейлере, которые в качестве жилых домиков использовались на туристской базе «Эдельвейс». Это было милое и живописное местечко, где ни на минуту не утихали музыка, истошные крики отдыхающих, грубо акцентированный мат гуцулов, смешанный со звоном бьющихся о речную гальку пустых бутылок.

Свет в трейлере, как назло, отключили, и Анне пришлось готовить ужин при свече. Пока она резала кубиками и поджаривала на походной газовой горелке великолепные белые грибы, купленные у железнодорожной станции, Влад, расположившись на полу, «красил» монеты соляной кислотой, смазывая их кисточкой с обеих сторон. На глазах монеты темнели, превращаясь из латунных подделок в древние, потускневшие от времени «подлинники». Высохшие монеты он аккуратно опускал в кувшин.