Ситцев капкан - Алексей Небоходов

– Или узнать, что вообще не похожа, – добавила Софья.

После этого все замолчали, и чай стали пить быстрее, чем обычно.

Уходя, Григорий подумал, что сегодня узнал о Петровых больше, чем за все предыдущие недели. Он улыбнулся своему отражению в старом зеркале и решил: в этом доме каждый день – как маленькая война. А победителей, как известно, не судят.

Поздно вечером, когда город укрылся под лёгкой пеленой тумана, он снова встретил Лизу – на лестнице между вторым и третьим этажом. Она сидела прямо на ступеньках, обхватив колени руками, и смотрела, как свет из окон ложится на перила длинными полосами.

– Я думала, ты не придёшь, – сказала она.

– А я всегда держу обещания, – ответил он.

Она долго молчала, потом резко встала и, не глядя на него, сказала:

– Иногда кажется, что я вообще лишняя.

Он ничего не ответил. Просто подошёл ближе, обнял её за плечи и почувствовал дрожь её рук.

– Ты не лишняя, – сказал он. – Просто у тебя слишком много памяти для такого маленького дома.

Она всхлипнула, но сдержалась. Потом уткнулась носом ему в грудь и долго стояла, не двигаясь.

– Я не хочу, чтобы ты меня жалел, – прошептала Лиза.

– Я тебя не жалею, – сказал он. – Я просто хочу, чтобы ты не боялась быть собой.

Кафе «Панорама» вечером напоминало декорацию к фильму о забытой эпохе: матовые лампы над каждым столом давали жёлтый свет, который не столько освещал, сколько подчёркивал трещины в облупленном потолке. На окнах – тяжёлые занавески, на столах – полоски света, пойманные в пыль, и в каждом углу – ощущение, что здесь давно не было никакой настоящей панорамы, кроме городских сплетен.

Вера пришла первой и выбрала самый тёмный угол. Здесь нельзя было подслушать даже теоретически, а если бы кто-то и попытался – не отличил бы их разговор от тысячи других, звучавших в этом кафе с момента открытия. Она сняла шапку, встряхнула волосы, открыла маленький блокнот в кожаной обложке и тут же начала делать пометки – фиксируя каждую мысль, чтобы ничего не упустить.

Григорий пришёл через семь минут – без спешки, но и без опоздания. Он оглядел зал, оценил обстановку и только потом сел напротив, аккуратно отодвинув чашку с остывшим чаем.

– Ну, – сказала Вера, – выкладывай.

Он начал с Лизы: рассказал, как за несколько дней она превратилась из послушного аксессуара в одержимую тенью, как теперь каждая её эмоция – не просто реакция, а попытка угадать, что он о ней думает. Сказал, что это не радует, но и не мешает: Лиза уже готова сделать для него всё, что нужно, и, возможно, даже больше. Вера слушала, кивала, делала пометки.

Потом речь зашла о Софье: здесь всё было сложнее. Она казалась неуязвимой, но именно поэтому – опасной. Легко подумать, что у неё нет слабых мест, несмотря на наличие любовника-профессора, но стоило увидеть, как она болезненно реагировала на любые сравнения с матерью, и становилось ясно: её главный страх – стать похожей на Елену. Софья держала себя в руках, но внутренне уже была готова к бунту. Найди правильную точку – и она станет союзником, пусть и ненадолго.

– А Маргарита? – перебила Вера, не поднимая глаз от блокнота.

– Маргарита сходит с ума, – честно сказал Григорий. – Чем сильнее её давят, тем отчаяннее она пытается доказать, что всё держится только на ней. Но контроль ускользает.

Вера улыбнулась: она любила, когда схемы начинали работать заранее.

– А хозяйка дома? – уточнила она. – Елена?

– Всё хуже, чем кажется, – сказал он. – Она слишком умна, чтобы не чувствовать, как сгущаются недомолвки. Уже понимает, что вокруг ловушка, но не знает, откуда она. Подозревает всех, кроме меня. И это наш шанс довести дело до конца.

Вера быстро что-то записала, потом закрыла блокнот и посмотрела ему прямо в глаза:

– Не жалеешь? – спросила она.

Он сделал вид, что не понял:

– О чём?

– О том, что у них уже нет дороги назад.

Он усмехнулся:

– Я здесь не для того, чтобы жалеть. Просто иногда кажется, что это не игра, а долгий, очень усталый спектакль.

– Спектакль – для тех, кто боится ответственности, – сказала Вера. – Мы с тобой не из таких.

Официант поставил на стол чайник и две чашки, не спросив, будет ли заказ ещё.

– Ты уверен, что хочешь довести это до конца? – спросила она тише.

– Абсолютно, – сказал он. – Иначе бы не начинал.

– Вспомни свою мать, – напомнила Вера, и голос её впервые за вечер зазвенел металлом. – Она ведь тоже думала, что всё можно исправить, если стать лучше других.

Он промолчал, налил себе чаю, сделал большой глоток и только потом сказал:

– Лучше мне уже не стать. Но можно быть первым.

– Хороший ответ, – улыбнулась Вера. – Слушай внимательно. Завтра утром к Елене приедет человек из Москвы. Если всё пойдёт по плану, она сама попросит тебя решить проблему с поставками. Не торопись – выжми максимум.

– А если не получится? – спросил он.

– Тогда уходи, – безжалостно сказала она. – Никто не станет держать тебя за прошлые заслуги. Ты уже всё доказал.

Григорий кивнул.

Они ещё минут десять обсуждали детали: кто где будет, как реагировать на неожиданные повороты, что делать, если зададут лишние вопросы. Всё это напоминало репетицию взлома сейфа: шаг за шагом, с учётом вероятностей, но с пониманием, что в конце всё равно придётся импровизировать.

Когда разговор подошёл к концу, Вера закрыла блокнот, натянула шапку и сказала:

– Если получится – выиграем оба. Если нет – я тебя больше не знаю.

Он улыбнулся:

– Ты и так меня не знаешь.

– Может быть, – согласилась она. – Но лучше тебя всё равно не найти.

Она вышла первой. Через секунду её силуэт растворился в коридоре, оставив только лёгкий запах дорогого табака.

Григорий ещё минуту сидел, глядя на густой осадок на дне чашки. Чай был горьким, и он подумал: самые крепкие напитки – это те, что приходится допивать в одиночку.

Он встал, надел пальто и медленно вышел на улицу.

Снаружи город казался другим: пустые витрины, глухие улицы, редкие машины, будто в этом городе никто никуда не спешит.

Он знал: завтра всё изменится. Главное – не поверить, что это принесёт кому-то счастье.

Он ещё раз взглянул на вывеску «Панорама», словно на пароль, и пошёл в темноту, где уже ждала следующая серия чужих ошибок.

– То есть вы считаете, что это не расчёт, а месть? – уточнил прокурор.

– Это не только месть, – сказала Светлана. – Это расплата за предательство, которое город