Рождество в Российской империи - Тимур Евгеньевич Суворкин

– Да! – запальчиво вскрикнула Миронова. – Но она сама решила разорвать помолвку! Ты не представляешь, как она себя с ним вела! Она его воспринимала как… как… Собачонку! Давала несколько рублей в день на пропитание! Отдаляла от себя!

– А знаешь, почему?! – крикнула в ответ Наталья.

– Так, чего раскричались?! Что тут у вас происходит?! – добавился ко всеобщей женской какофонии могучий голос Екатерины Петровны. Квартирная хозяйка безапелляционно раздвинула ссорящихся подруг и встала в дверях спальни. При виде тела на кровати ее глаза расширились.

– Господи Иисусе! – выдохнула Островская и с громоподобным грохотом упала в обморок.

– Только этого еще не хватало! – проворчал Фальк.

– Кто тут поминает всуе? Прокляну! – пробасил отец Нафанаил, поднявшийся на второй этаж. – Вы что с Екатериной Петровной сотворили?

– Ничего! Она сама – бум! – и все! – художественно изобразила обстоятельства падения Лидия.

– А с этим отроком чего? – оторопело уставился священник на труп Григорьева.

– Колотая рана, очевидно, – озвучил и без того ясный диагноз Фальк. – Наталья, можно вас на секунду?

Симонова в очередной раз показала, что сделана совсем из иного теста, нежели ее подруга. Несмотря на испуганный вид, она решительно переступила порог и подошла к доктору. Василий Оттович указал на прикроватный столик с обгорелой свечой:

– Кажется, это записка. Узнаете почерк? Нет, нет! – он остановил руку девушки, потянувшуюся к обрывку бумаги. – Не трогайте руками, просто посмотрите, пожалуйста.

Симонова нагнулась над столиком, присмотрелась к находке – и отшатнулась:

– Это… Это… Ее почерк!

– Чей?! – Лидия, как всегда, когда ей что-то было любопытно, приподнялась на цыпочках, вытянула шею и попыталась разглядеть, о чем идет речь.

– Саши, – выдохнула Наталья.

– На обрывке бумаги женским почерком, пострадавшим, похоже, от воды, написано: «Будь ты проклят!» – сухим канцелярским тоном судебного медика сообщил Фальк.

– Ду-у-у-у-ух-и-и-и-и-и! – просипела из коридора всеми забытая мадам Жаме.

Установился какой-то невообразимый бардак. Все начали говорить одновременно и на повышенных тонах. Ксения заламывала руки. Лидия пыталась ее успокоить. Наталья пятилась к выходу. Мадам Жаме опять поминала духов. Отец Нафанаил басовито требовал, чтобы ему объяснили, что вообще здесь происходит. Кто-то должен был взять на себя роль голоса здравого смысла и остановить всеобщую истерику. Этим «кем-то», конечно же, оказался Василий Оттович.

– Тихо! – рявкнул он, перекрыв всеобщий гомон. Как ни странно, это подействовало. Все мгновенно замолчали и застыли на своих местах. Фальк удовлетворенно кивнул: – В соседней комнате я видел диван и несколько кресел. Давайте переместимся туда и успокоимся. Батюшка, мне потребуется ваша помощь. Боюсь, я не смогу в одиночку доставить туда Екатерину Петровну. Нужно привести ее в чувство.

Общими усилиями им удалось это сделать. Фальк сбегал на кухню, нашел на кухне запылившуюся бутылку с уксусом, вернулся на второй этаж и сунул ее под нос Островской. Та втянула резкий запах, зафыркала и очнулась.

– Так, одной проблемой меньше, – утомленно констатировал Фальк. – Вернемся к более насущным вопросам. Отец Нафанаил, попрошу вас выйти на улицу и найти городового. На Загородном проспекте или на набережной точно будет хотя бы один. Пусть сообщит в полицейскую часть, а сам прибудет сюда для охраны места преступления. Все понятно?

– Да, – пробасил священник.

– Отлично. И пожалуйста, постарайтесь никого не предать анафеме по дороге! – попросил напоследок Василий Оттович.

– Место преступления? – удивленно спросила Лидия. – Какого преступления? Разве это не самоубийство?

– Это ду-у-у-у-ух-и-и-и-и! – завела старую шарманку мадам Жаме.

– Нет, это не ду-у-у-ух-и-и-и! – раздраженно рявкнул Фальк, которого весь этот спектакль порядочно разозлил. – И – нет, дорогая, это не самоубийство. Вопреки тому, что показывают на сцене театров, заколоться кинжалом в сердце куда сложнее, чем это может показаться. Особенно под таким углом.

– Какой ужас! – всхлипнула Ксения.

– Боюсь, все куда страшнее, чем вы можете себе представить, – продолжил Фальк. – Как вы понимаете, в призрак мстительной невесты-самоубийцы я не верю. Во время осмотра второго этажа я не нашел ни единого открытого окна. И мимо нас с Екатериной Петровной и отцом Нафанаилом никто не прокрадывался. А это означает, что Федор Григорьев не просто убит. Он убит кем-то из здесь присутствующих.

* * *

Василий Оттович ожидал, что это его заявление вызовет очередной взрыв всеобщей истерики. Вместо этого присутствующие, как загипнотизированные, продолжили молча смотреть на доктора. Слегка смущенный вниманием, Фальк машинально запустил пятерню в волосы, которые художественно растрепались (незаметно придав ему обаяния), и решил продолжить:

– Так уж получилось, что я могу быть уверен в невиновности Екатерины Петровны и отца Нафанаила – они вошли на первый этаж у меня на глазах. Также вне подозрений Лидия. Не потому, что она моя невеста, конечно же, а потому, что спряталась на кухне и не могла попасть оттуда на второй этаж.

– Ну спасибо! – саркастически заметила Лидия.

– Вынужден быть объективным, – пожал плечами Василий Оттович. – Четверо людей побежали в гостиную, откуда лестница ведет на второй этаж. Одного нашли убитым. Поэтому, думаю, вы понимаете, отчего у меня и, как вы понимаете, у полиции будут трое подозреваемых. Со столичными служителями правопорядка я дел, к счастью, не имел, но, в силу некоторого опыта общения с другими полицейскими и прокурорскими работниками, должен заметить, что чистосердечное признание облегчает участь преступника. А посему, пока мы здесь сидим и ждем городового, я бы предложил убийце сознаться и передать себя в руки сыщиков.

Сам Фальк счел тираду аргументированной и убедительной, а потому несколько расстроился, когда Ксения, Наталья и мадам Жаме промолчали. Вместо них вдруг подала голос Екатерина Петровна:

– А я, кажется, видела того мальчика, что зарезанным лежит.

– Уверены? – с интересом спросил Фальк.

– Можете мне не верить, но память на лица у меня отменная, – гордо ответила Островская. – При моем роде занятий это крайне нужная вещь. А то поставишь правило «Никаких гостей, особенно мужского пола», а некоторые как поведутся шастать…

– И что же, он здесь шастал? – уточнил Василий Оттович.

– Нет, он не шастал, – отрезала Екатерина Петровна. – Но я его видела ровно год назад. Столкнулась здесь, у главного дома. Он ведь тоже на льду поскользнулся тогда. Я уж думала, сейчас жаловаться пойдет, ан нет – вскочил и поспешил прочь.

– Очень любопытная деталь, – сказал Фальк. – И что же, вы говорили об этом полиции?

– Какой полиции, молодой человек, что вы? Они меня не особо-то и расспрашивали тогда!

– В таком случае дело принимает крайне интересный оборот, – задумчиво произнес Фальк.

– Почему мне кажется, что у тебя уже есть своя гипотеза о произошедшем? – поинтересовалась Лидия.

– Потому что так оно и есть, – просто признал Василий Оттович. – Если желаете, я даже могу ее озвучить,