Я знаю, кто убил Лору Палмер - София Баюн

Над кроватью в овальной рамке висела картина — синяя избушка со сквозными окнами, река и отраженные в ней белая церковь и белые дома. Отражения становились синими.

Яр аккуратно снял рамку, отогнул крючки и вытащил картонную заглушку. Вытащил черно-белую фотографию — наверное, это была Надежда Павловна в детстве. Репродукция была неаккуратно обрезана по краям и вложена поверх фотографии. На загнутой части страницы значилось «Голубой дом». Яр вложил листок между изрезанных страниц, возвращая книге хоть одну из ее картин.

Закрыл за собой все двери и вышел из дома.

Участок зарос сорняками, но вдоль забора он нашел несколько кустов черной смородины и ирги. Ветки смородины были оборваны.

— Мужик, а ты чего тут забыл?

Яр обернулся. На калитку вальяжно облокотился мужчина в заляпанной землей джинсовой куртке. Лицо у него было красное, глаза слезились. Яр даже не ожидал, что будет так легко.

— Надежда Павловна просила участок проверить, приехать хочет летом, — миролюбиво ответил он. — Прошлый-то… смотритель сами знаете куда делся.

— Это ты про девчонку-то ее? Да, с девчонкой нехорошо вышло. А ты кто будешь?

— Ухаживал за ней. За девчонкой. На гитаре ей играл, в кино водил. — Яр достал пачку сигарет и протянул мужчине.

— Дать-то успела?

— Стоял бы я здесь, — ухмыльнулся Яр. — Слушай, по-соседски — свет включить не могу. Счета оплачены, щиток вроде тоже в порядке. Думаю, может с люстрой что-то? Я в этих проводах нихрена не понимаю.

Он открыл калитку.

— Да я вообще просто посмотреть зашел кто там по участку шляется…

Яр пожал плечами и затянулся. Посмотрел в небо и оглядел из-за забора пустую улицу.

Сосед помялся у калитки, но потом все-таки зашел. Он тоже знал, что улица позади него слепа и глуха.

— Ну вот и посмотришь, — задумчиво сказал Яр, пропуская его в дом. — А куда мужик-то, говоришь, делся?

— Какой мужик?

— Да этот, который иван-чай тут сушил. Вон на участке все ветки у кустов оборваны и все мятой заросло, небось на добавки высаживал. Еще и книжки повыносил из дома. Знаешь, как хозяйка визжать будет, когда увидит, что шкаф пустой?

Он задумчиво почесал впалую щеку.

— Не было мужика, — наконец сказал он. — На иван-чае тут только ленивый не пасется. Менты спрашивали уже. Не было никого.

— Ну мало ли что ты ментам сказал. — Яр запер дверь. — Кто же говорит ментам правду. И разве они вообще умеют вопросы задавать?.. Вот этот, смотри. — Он сунул ему под нос фотографию Артура.

— Э!..

Договорить он не успел. Яр как раз вспомнил дурацкую методичку, которая обещала научить его нравиться людям и заводить друзей. Очень важен ненавязчивый тактильный контакт, умеренная открытость и взаимное осознание перспектив дальнейшего общения. Поэтому он положил руку мужчине на плечо и сказал:

— Я ее замуж успел позвать, она согласиться успела. Она на рояле когда играла — умереть можно было, так красиво. Будто сердце вытаскивала и между струн зажимала. А потом этот гондон ее убил. Я когда его найду — тоже кой-чего между струнами зажму, но видишь, цветочки уже расцвели и водичка почти согрелась — заткнись по-хорошему — а все проблемы начинаются, когда водичка согревается. Менты-то небось тюрягой пугали, а? А чего ее, этой тюряги бояться. Я вот давно перестал.

— Сюда только девчонка ездила. — Он даже не пытался вырваться, только говорить стал размеренно и тихо. — Иногда мужик с ней появлялся — раза два-три всего. Всегда с какими-то сумками, коробками.

— Машина была у него?

— Была. Белая, с квадратной мордой. В последний раз без машины был.

— И куда он потом исчезал?

— Не знаю. Менты спрашивали, и им так сказал, и тебе вот говорю, потому что правда это.

— Вот это где? — Яр сунул ему под нос страницу из книги. — Есть у вас изба похожая? Может, не синяя.

— Ты спроси чего попроще!

— На берегу, может, домишко какой-нибудь стоит? И чтобы церковь было видно.

— Ну есть дом у речки. Только там не живет никто, фундамент подмывает, все стены прогнили, окна выбили давно. Короче, этот твой там бы жить не смог. Там еще свалка рядом.

— Это ты тоже ментам сказал?

— Да они не спрашивали…

Яр разжал руку. Щелкнул выключателем. Лампочки в старой люстре несколько раз мигнули, но зажглись.

— Спасибо. Починили.

…

Яна ввалилась в квартиру Леси и даже не сразу сообразила, что не пришлось звонить и стучать — дверь была открыта.

Леси дома не было. И телефона ее тоже не было, только на трельяже стоял какой-то раритет с обрезанным проводом.

Яна медленно подняла трубку — у нее слишком сильно дрожали руки — и с мазохистским наслаждением вслушалась в тишину, поселившуюся в динамике.

— Всех известий — п. здец, да весна началась, — хрипло сообщила она, прежде чем бросить трубку на пластиковый рычаг.

Они познакомились сразу после смерти Рады. Яна тогда искала подопечных не по мостам, а по группам поддержки и кризисным центрам — их по городу набралось несколько штук, но люди быстро перестали туда ходить. Только в один центр, при церкви ходили чаще, но там Яне не были рады.

Леся Яне тоже не обрадовалась. Не захотела приходить к ней домой, не прельстилась открытой дверью, но несколько раз звонила ночью, пьяная, напуганная и всегда простывшая. Яна подарила ей оберег и не видела ее много месяцев.

Пока Леся не приперлась к ней со своими фотографиями и не начала говорить.

Яна медленно заперла за собой дверь. Проверила, чтобы все шторы были задернуты.

— Что мне делать? — спросила она у трех своих лиц. А потом сложила створки трельяжа, и теперь у нее не осталось ни одного отражения. Только она сама — теряющая имя, со стекающим на окровавленный воротник лицом и бесстрастной любовью.

У