Неупокоенные кости - Лорет Энн Уайт

Он слегка приподнял голову и увидел, как движутся за освещенными окнами наверху силуэты сотрудников полиции. Вдали снова зазвучала сирена. Ее вой становился то громче, то тише, но машина явно приближалась. Скорая спешила в больницу, которая находилась через дорогу от полицейского участка. Что ж, так и должно быть… Пожарные мчались на пожар. Полицейские стояли на страже закона. Общество заботилось о своих членах.

Исайя потер лоб. Он понимал, что его брак разрушен и возвращаться к нему не имеет смысла. Зачем собирать осколки? Теперь он знает, что собой представляет его жена, что она совершила. Сначала позволила друзьям манипулировать собой, а потом ничего не сделала, чтобы помешать обществу возложить вину на цветного парня, на другого, на выходца из семьи беженцев, которым Джилл якобы помогала. Неужели вся ее благотворительность продиктована только чувством вины и ничем больше?

Получится ли у него простить Джилл? Нет, не так… Возможно ли прощение в принципе? И что оно означает? Как ему вообще пришла в голову мысль о прощении, если Джилл даже сейчас боится пойти к родителям Дэррила и рассказать им правду или явиться в полицейский участок и во всем признаться? Способен ли он ее простить, если ей не хватает мужества вернуть покой родителям Дэррила, потому что это разрушит ее обеспеченную сытую жизнь, оттолкнет от нее друзей, положит конец ее тщательно взлелеянной благотворительности? Кроме того, Джилл так и не сказала ему, что они сделали с девушкой – с Аннелизой Дженсен.

Да, он должен пойти в полицию и все рассказать. Но сначала нужно сделать кое-что еще…

И, наклонившись к приборной доске, Исайя нашарил ключ зажигания и завел мотор.

Рокко

Рокко сидел в своей скудно обставленной квартире на двадцать втором этаже высотного здания в модном, недавно облагороженном районе, куда переселился после третьего развода. В руках он держал большой стакан с виски. Из огромных панорамных окон открывался вид на Фолс-Крик и соседние здания, где за тысячами светящихся прямоугольников в маленьких квартирах-коробках радовались, грустили, страдали другие люди. Все разные, но во многом похожие, они жили буквально друг у друга на головах, словно термиты в термитнике, но все были счастливее, чем он.

Когда такси высадило его у подъезда, Рокко, шатаясь, вошел в здание, поднялся на лифте на свой этаж, пересек холл и отпер входную дверь. Едва переступив порог, он двинулся прямиком к своему вместительному барному шкафу с единственным намерением – как можно скорее утопить в спиртном охватившую его панику.

Сделав из стакана большой глоток, Рокко зажмурился и попытался мысленно восстановить очередность событий, имевших место в особняке Османов. Они собрались там, чтобы «сомкнуть ряды», чтобы как можно надежнее защитить себя от новой угрозы, но что-то пошло не так. С самого начала все они фактически только тем и занимались, что искали козла отпущения… нет, лучше сказать, выбирали жертву, которая должна умилостивить алчных божков правосудия, позволив им самим остаться чистенькими. И все они смотрели на него. А потом Мэри произнесла слова, которые занозой засели у него в мозгу.

Он сделал еще глоток.

Неужели Мэри сказала правду? Что, если он действительно не убивал Дэррила? Что, если все эти годы он боялся и мучился зря?..

Рокко основательно приложился к стакану. Эта новая мысль несла в себе ясно ощутимую угрозу, потому что все, чем Рокко был, чем он стал и что делал в своей взрослой жизни, – все его промахи, все пьяные выходки и аресты, шумные кутежи, неудачные браки, вспышки ярости, увольнения с работы, собрания Анонимных алкоголиков, новые срывы и курсы реабилитации в специализированных медицинских центрах – все коренилось в одном-единственном факте: в шестнадцать лет он насмерть забил монтировкой парня из своей же школы. Или, если взглянуть на проблему чуть шире, в том, что он – человек несдержанный и порочный. Проще говоря, ничего не стоящий кусок дерьма, который способен причинять другим только зло и страдания. Неудивительно, что в его жизни не было ничего хорошего и светлого. Ведь он этого попросту не заслуживал.

Но сейчас у Рокко появились сомнения. В голове зазвучали голоса, которые задавали непривычные вопросы. Что, если он не такой уж плохой? Что, если его лучшие друзья на самом деле ему вовсе не друзья? Что, если много лет назад они попросту подставили его под топор, сделали все, чтобы он принял удар на себя, если дело примет скверный оборот? А раз сейчас все действительно пошло наперекосяк, не собираются ли они осуществить свой резервный план, в котором ему отведена роль того самого козла отпущения? Что, если они давно решили для себя его судьбу и намерены обвинить его в обеих смертях?

Рокко нахмурился, глотнул еще виски. Он помнил, как бил кого-то, в этом почти не приходилось сомневаться. Помнил, как сжимал в руке какой-то увесистый металлический прут, помнил глухой звук удара и то, как тошнотворно хрустнула и подалась кость. Помнил запах крови, помнил, как туманящее мозг возбуждение смешивалось с ужасом от содеянного. Но, возможно, эти воспоминания породил его собственный больной разум? Реальны ли они вообще – или это только миражи? Картины, которые внушили ему Робби и Клод?

А вот еще вопрос на миллион… Существует ли хоть малейшая вероятность того, что он убил и Аннелизу, а парни ничего ему об этом не сказали?

Рокко затошнило. Сейчас он чувствовал себя хуже, чем обычно, и алкогольное отравление было ни при чем или почти ни при чем. Каждой клеточкой своего тела он жаждал правды и боялся ее всей душой.

Прикончив остатки виски, Рокко неуклюже поднялся на ноги и двинулся к барному шкафчику за новой порцией. Его так сильно шатало, что пару раз он едва не упал (хотя пройти ему нужно было всего несколько шагов), но удачно ухватился за какой-то подвернувшийся под руку предмет мебели. Наконец Рокко нащупал дверцу шкафчика и некоторое время стоял неподвижно, дожидаясь, пока мир вокруг перестанет вращаться, потом крепко сжал в руке горлышко бутылки и вернулся с ней на диван. Тяжело опустившись на подушки, он наполнил стакан до краев.

Когда он уже подносил его к губам, раздался какой-то шум. Рокко замер и прислушался.

Шум повторился. Потребовалось несколько секунд, чтобы понять, что это всего лишь зуммер домофона. Кто-то звонил в квартиру от парадной двери высотки. Не было ничего удивительного в том, что Рокко не узнал звук, – в этой квартире он жил недавно, и к нему еще никто не приходил.