Неумышленное ограбление - Наталия Левитина

Три года мы прожили почти как в раю. Сергей не походил на большинство мужчин-журналистов — суетливых, прокуренных, говорливых, отслеживающих график презентаций с пристальным вниманием хронических алкоголиков. Он был огромным, широкоплечим, задиристым, ироничным. Врагам его очень логичные и аргументированные статьи проедали печень, а для меня не было сиделки заботливее, когда я болела гриппом. Он никогда не забывал покупать коту рыбу. За три года я обнаружила в нем лишь одну слабость — Сергей любил захламлять квартиру газетами, называя их все, даже просто рекламные листки с программой ТВ, архивом. Он пытался хранить их под диваном, креслами, столами и так далее.

А теперь вот надо было представить себе, что все те нежные, удивительные слова, предназначавшиеся мне в промежуток вечернего времени, когда телевизор уже выключен, а свет еще нет, что все эти необыкновенные слова существовали в двойном экземпляре. И он так же нежно говорил их еще и этой крысе, которая не умеет толком печатать на машинке.

…Вечером пострадавшую навестила Эванжелина. Она выслушала мой горько-истерический рассказ, задумчиво поковыряла на сковородке баклажаны и легко успокоила:

— Танюха, вернется. Куда ж он без тебя? — а потом, жестокая и равнодушная к несчастью подруги, взяла Антрекота, «Комсомолку» и села читать статью про детскую проституцию.

Раненная, почти убитая, я лежала на кровати и трагически молчала. Сейчас с меня можно было писать картину «Умирающий галл».

— Эванжелина, как ты думаешь, какая она?

Эванжелина читала о том, как семилетних детей снимают в порнофильмах и используют для любовных утех, глаза у нее была квадратными от ужаса, и она не смогла сразу понять, о чем я ее спрашиваю. Она заморгала двухметровыми ресницами, от чего в комнате поднялся ветер.

— Эванжелина, — повторила я свой вопрос, — ну, на кого меня можно променять?

— А-а-а, ты про это… Тебя нельзя променять. Ты такая умная, образованная, даже симпатичная. Не толстая. Вот…

Что-то слишком быстро закончился перечень моих достоинств!

— Может быть, это какая-нибудь маленькая дурочка, которая смотрит на него изумленно и с восхищением!

— Эванжелина, но я тоже смотрела с восхищением!

— Да что ты расстраиваешься! Погуляет, развеется и к двенадцати вернется. Вот лучше ответь мне на вопрос. Слушай, меня удивляют журналисты, которые пишут про проституток. Конечно, тема жареная, и все будут читать не отрываясь. Но зачем это подавать под соусом, будто они заботится о нашем просвещении? «Вы все равно никогда не побываете в Амстердаме, так я вам подробно опишу все заведения и их услуги» — так, что ли? Еще изображают из себя борцов за чистоту нравов. Ну, признались бы честно, что самим ужасно интересно посмотреть и очень приятно описывать голых красоток и их манипуляции. Зачем же врать, что в бордель их привел лишь профессиональный долг журналиста быть везде и всюду? Э-э, девочка моя, да ты плачешь?

Эванжелина потеряла дар речи — такое зрелище ей было незнакомо. Обычно это она долго и упоительно рыдает на моей груди, а я ее успокаиваю. Не зная, что предпринять, Эванжелина пришла к выводу, что самое лучшее поддержать товарища, попавшего в беду. Мы начали реветь вдвоем и в голос. А в телевизоре в это время очень удачно появилась Таня Буланова с песней «Не плачь», и траурная композиция получила логическую завершенность.

Не плачь. Еще одна осталась ночь у нас с тобой.

Еще один лишь раз скажу тебе: «Ты мой».

Еще один лишь только раз

Твои глаза

В мои посмотрят, и слеза вдруг упадет

На руку мне. А завтра я

Одна останусь, без тебя,

Но ты не плачь…

— пела Танечка, а мы упоенно и с надрывом рыдали. Прекрасное лицо Эванжелины было залито слезами, ресницы слиплись в черные стрелочки, рот стал распухшим и вишневым — она, как всегда, была живописна и привлекательна. А я, подозреваю, напоминала кролика, вымоченного в хлорке, — красноглазая, мокрая, несчастная.

Антрекоту, очевидно, все это надоело, и он решился прервать наш коллективный плач.

— Девчонки, — сказал он. — Хватит реветь, ковер заплесневеет.

Эванжелина замолкла, как вырубленный на полуслове магнитофон. Все, кранты, подумала я. Мало того, что любовник сбежал, родной кот говорить начал.

— Слушай, — внезапно вспомнила Эванжелина, — а на меня Катя дуется. В школе устроили собрание насчет ремонта. Было жарко, и я надела свое белое платье в горошек. Я честно не собиралась срывать собрание, но о ремонте уже никто не говорил, так как все смотрели под мою парту. Кошмар, натягивала юбку на коленки, как могла. А на следующий день девчонки прицепились к Катюше во дворе и говорят: а что твоя мама как проститутка одевается?

И тут Эванжелина снова начала рыдать. Она, видно, решила собрать сразу все возможные поводы для слез и отреветь аккордно по всем статьям.

— Боже мой, — плачет Эванжелина (комната постепенно превращается в русскою баню, пар начинает конденсироваться на оконном стекле и экране телевизора), — ну почему эти дети такие злые? Вспомни, Таня, ведь мы такими не были. Поговори с Катей, скажи ей, чтобы она не думала обо мне плохо. Я просто глупая, я не сообразила, что мамаши не простят мне этого платья. Ну, скажи ей! Я так ее люблю…

О бедная! Почему-то красивая женщина (или просто ухоженная, что для нас еще более дико) обречена всю жизнь выслушивать вслед оскорбления.

Как ни странно, но от Эванжелининого воодушевленного рева мне стало легче. Я снова почувствовала себя сильной и мудрой. И пообещала подруге завтра поговорить с Катюшей.

К кому же все-таки ушел Сергей?

* * *

Беда не приходит одна. Длинный, скучный, тоскливый понедельник закончился тем, что меня заперли в конторе.

С утра ко мне забежала Светка. На ней были новые лосины — фиолетовые, переливающиеся, и она вся сияла. Потому что когда она заносила свежую почту Олегу Васильевичу, он сделал комплимент ей, ее лосинам, ее ногам и ее умению выбирать вещи, которые подчеркивают в ней самое лучшее. В общем, как я поняла, наш президент весьма изобретателен в умении делать комплименты. Во всяком случае, он очень успешно изображает искренность.

Светка нежно прощебетала, что в пятницу все, кто захочет, поедут в гостиницу «Подмосковье», где сотрудники «Интеркома» отличным уик-эндом смогут закрепить двухмесячное тунеядство. Светлана взяла с меня обещание, что я научу ее играть в большой теннис — ведь это ей просто необходимо, чтобы попрыгать на корте в мини-юбке перед Олегом.

После Светки ко мне заглянул Вадим. Вот кем бы следовало заняться Светке, а не тратить нежную юность на сорокалетнего старца Олега Дроздовцева. С Вадимом мы работали в тандеме, он довольно ловко обращался с компьютером.

Макетировал тексты реклам, сочиненных мною, украшал их картинками и выдавал все с лазерного принтера. Получалось очень красиво.