Другие времена, другая жизнь - Лейф Г. В. Перссон

— Не так уж все плохо, — утешил его Юханссон. — Я уже заказал столик.

— С этого и надо было начинать, — улыбнулся Ярнебринг. — Жена предупреждена, у меня выходной. Ответь только на один вопрос.

— Давай.

— Почему это СЭПО вдруг заинтересовалась Эрикссоном? Я хочу сказать: если потому, что он шпионил в пользу Советов, то вы немножко опоздали, коли вспомнить, где Эрикссон и где Советы.

— Я знал, что ты спросишь, — сказал Юханссон. — Я мог бы, конечно, рассказать всю историю, но предварительно тебе придется подписать кучу бумаг.

— Тогда наплевать. — Ярнебринг ухмыльнулся. — Будем считать, что этот ухаб мы проехали.

— Хочу показать тебе одну картинку. — Юханссон нажал на кнопку, и на большом экране в его конференц-зале появилось изображение Челя Эрикссона, лежащего на полу в собственной гостиной.

— Чего у вас здесь только нет! — В голосе Ярнебринга слышалось невольное восхищение, которое он с удовольствием бы не показывал. — Техника! И я тут сижу… замурзанный деревенский снют[35]в дырявых башмаках и рваной куртке…

— За которую к тому же ты сам и платил, — уточнил Юханссон.

— Нет в мире справедливости, — вздохнул Ярнебринг и покачал головой. — А картинку я помню. Это из коллекции Вийнблада.

— Посмотри внимательно. Все так, как было?

Обзорный снимок гостиной Эрикссона, сделанный от двери в прихожую. Диван в паре метров от короткой стены, отделяющей гостиную от кухни. Дверь в кухню на заднем плане. Журнальный столик перевернут, с другой стороны — старинный стул с подлокотниками и большое глубокое кресло. Между диваном и перевернутым столиком — труп Эрикссона, лежащий на животе в луже крови…

— Да, — подтвердил Ярнебринг, — именно так мне все и запомнилось. Ты хотел рассказать, что произошло до этого.

— Давай попробуем вместе разобраться. Значит, Эрикссон сидит на диване спиной к кухонной двери, пьет джин с тоником и совершенно не догадывается, что сейчас может произойти, — до самого последнего момента. Преступник выходит из кухни и всаживает ему в спину нож. Когда он вынимает нож из раны, кровь брызжет на спинку дивана… Вот, посмотри, все видно на снимке. — Юханссон нажал кнопку на пульте и увеличил изображение — стали хорошо видны крошечные, величиной с рисовые зерна, пятнышки крови.

— Я этого не видел, — сказал Ярнебринг. — Тогда этого не было.

— Было. Снимок, разумеется, сделан Вийнбладом, но с ним поработали наши эксперты.

— Вот тебе и раз… — вздохнул Ярнебринг. — А почему Вийнблад этого не сделал?

— Посмотри на левый рукав сорочки убитого… — Юханссон немного передвинул увеличенное изображение. — Видишь, прямо над манжетой все пропитано кровью? Он скорее всего инстинктивно провел рукой по ране…

— Об этом мы говорили, Бекстрём согласился, — припомнил Ярнебринг. — Убитый до последнего момента не догадывался, что произошло, он даже потянулся проверить, что это его кольнуло, — левой рукой, в правой был стакан. А когда сообразил, в чем дело, начал кричать. Ты, разумеется, читал протокол опроса его соседки.

— Читал, — ответил Юханссон. — Все правильно. А что он делал потом?

— Потом?.. Похоже, он еще передвигался, — неуверенно предположил Ярнебринг.

— Если смотреть из кухни — глазами, так сказать, убийцы, — Эрикссон сидит в правом конце дивана, когда преступник входит в гостиную. Ближе к кухонной двери.

— Это я понял, — сказал Ярнебринг. — Это подтверждается расположением капель крови.

— И все же сначала Эрикссон идет налево, между диваном и журнальным столиком.

— Ты уверен? — усомнился Ярнебринг. — Он лежит не так. Смотри, он лежит головой направо, в направлении прихожей… Мне дело представлялось иначе: он вскочил, закричал и рухнул. При такой кровопотере все это наверняка произошло очень быстро.

— Быстро, конечно, но не настолько. Он сначала делает пару шагов налево между диваном и столиком, поворачивается, идет назад и валится ничком. Сшибает столик и роняет стакан с джином.

— Правдоподобно, — ухмыльнулся Ярнебринг. — А тебя там, случайно, не было?

— Нет, меня там не было, но достаточно посмотреть внимательно… — Юханссон увеличил фрагмент пола. — Вот — капли крови на полу… Смотри, здесь, где он повернулся и пошел назад, кровь размазана…

— Теперь и я вижу. А когда мы смотрели на снимок Вийнблада… всё, как на бойнях в Эншеде, залито кровью.

— Как ты думаешь, почему он вообще совершал все эти передвижения? — спросил Юханссон.

— Самое простое объяснение — пытался уйти от убийцы. Убийца стоит у правого конца дивана — то есть там, где сидел Эрикссон в момент удара. Эрикссон, пытаясь спастись, уходит влево от ножа, убийца переворачивает стол с другой стороны, Эрикссон поворачивается и теряет сознание.

— А я думаю, все было наоборот, — возражает Юханссон. — Насчет того, как кто стоял и куда двигался — согласен: вдоль дивана и столика сначала налево, потом направо — все правильно, а в остальном ты ошибаешься.

— Ну, поскольку сегодня роль идиота досталась мне, перед тобой одно сплошное ухо.

— Я хочу сказать, что не убийца пытается настичь Эрикссона, а Эрикссон убийцу! Эрикссон наступает, а тот отступает, а не наоборот!

— Сомневаюсь, — возразил Ярнебринг. — Я, конечно, с Эрикссоном лично не встречался, но, судя по всему, он был порядочный трус.

— Только не в этот раз, потому что в нашем случае он убийцу не боялся.

— Вот оно что, — широко улыбнулся Ярнебринг. — Значит, ты склоняешься к версии Бекстрёма, что убийца — гомик… Фикус, так сказать.

— Ни в коем случае! Мы ищем кого-то другого…

— Ты хочешь сказать, что Эрикссон был знаком с убийцей и не испытывал перед ним страха… Значит, он чувствовал себя сильнее и отважнее преступника…

— Вот именно, — сказал Юханссон.

К сожалению, именно так, подумал он.

— Черт подери, Ларс… Можешь что угодно говорить про нераскрытые убийства, но аппетит-то они точно возбуждают! — час спустя сказал Ярнебринг, сидя за столиком их привычного ресторана. Им только что принесли запеченный бутерброд с пармской ветчиной, моцареллой, базиликом и помидорами — маленькая прелюдия к заказанному бараньему филе.

— Жаль, что сегодня обычный вторник, — сказал Юханссон.

Мысль была сформулирована невнятно, но Ярнебринг понял:

— Ты имеешь в виду, не тяпнуть ли по рюмашке?

— С чего ты решил?

— Всю свою сознательную жизнь я был полицейским и тебя знаю тоже не первый день… И Пиа уехала, и у меня выходной… Проанализировав эти разрозненные факты, я пришел к выводу, что ты на своем малопонятном норрландском намекаешь на выпивку. Хотя сегодня и обычный вторник.