Расследования Екатерины Петровской и Ко. Том 2 - Татьяна Юрьевна Степанова

– от восьми до двенадцати лет. И народу было довольно много, потому что это праздники, елка наряжена. Из Дубны приехал любительский театр – читали сказки и книжки про приключения. А из завсегдатаев – я же сказала: наши пенсионеры. У всех возраст хорошо за семьдесят.

Катя поняла, что и здесь ей большего не добиться. Она поблагодарила заведующую.

На улице начал накрапывать мелкий дождик. Катя подняла воротник тренча. Ну что ж, пока с самодеятельными изысканиями надо притормозить. Толку все равно мало. Пора навестить коллег-полицейских и узнать последние новости в отделе.

И словно в ответ на ее мысли сзади взвизгнули тормоза, авто посигналило.

Катя обернулась – рядом с ней остановилась полицейская машина с мигалкой. За рулем – водитель, рядом с ним – Алла Мухина.

– Вы что себе позволяете? – процедила она. – Ну-ка, марш в машину!

Глядя в ее искаженное злостью лицо, Катя поняла – ЭРЕБ отторгает ее.

Цепко держа в своей мрачной ауре, ЭРЕБ, тем не менее, пытается изгнать ее, словно она инородное тело, которое, внедрившись, все никак не может прижиться в здешней среде.

Глава 15

Подводные камни

– Что вы себе позволяете? – повторила Алла Мухина уже в кабинете, когда они добрались до ОВД.

– Я журналист, хоть и полицейский, – честно ответила Катя. – Собираю информацию по делу, которое меня интересует.

– А зачем вы околачивались возле моего дома? Тревожили соседей?

Катя смотрела на начальницу ОВД ЭРЕБа.

Ну откуда она знает? Когда уходила на работу, не подала виду, что засекла Катю у дома. Или все же увидела? Или слухи? Слухи – болезнь маленького города, пораженного страхом и недоверием?

– Я хотела больше узнать о вас и вашей семье в частном порядке, – призналась Катя, не лукавя. – Обстоятельства убийств меня потрясли. Костюм жертв… эти крылья, мешок с глазами на голове, инсталляция мухи… Я считаю, что это напрямую связано с вашей фамилией и вашим… нет, не окружением, но…

– Что «но»? – спросила Мухина тоном, не обещающим ничего хорошего.

– Кто-то, возможно, подобрался совсем близко к вам и вашей семье. Вы и дочку свою отправили отсюда от греха подальше. Вы боитесь, вы в сомнениях. Я это вижу. И как полицейский журналист я не могу мимо этого пройти.

– И поэтому шпионите за моим домом и пытаетесь разговорить несчастного психа и его старую мать?

– У вашей соседки из дома напротив работа в пекарне, где работала и четвертая жертва убийцы – Наталья Демьянова. Это ли не прямая связь, не указание? Не еще один намек?

– На меня?

– Да. Возможно, на вашу деятельность как начальника полиции. Месть вам и…

– Если бы было все так просто и так прямолинейно, как вы себе вообразили, мы бы давно раскрыли это дело, – отрезала Мухина.

Катя по-прежнему смотрела на нее.

– Мы бы поймали ублюдка, кем бы он ни был, – продолжила Мухина. – Не надо считать нас уж совсем такими тупыми и недалекими. Мы бы… Я бы из-под земли урода достала, если бы все было так, как вам воображается.

– А что? Все совсем не так? – спросила Катя.

– Вы с криминалистикой знакомы? Множественность версий – это основа основ расследования.

– Это по всем делам, но здесь у вас в городе… Эти инсталляции – они же не что иное, как…

– Кроме внешних декораций есть кое-что еще.

– Что? – Катя напряглась.

– Это не ваше дело.

– Алла Викторовна!

– Я не обязана посвящать вас во все детали этого дела.

– Алла Викторовна, тогда я сама начну копать. Вы знаете – я умею, – Катя выпрямилась. – О, мне не привыкать как криминальному обозревателю. Журналюге, как порой зовут. Да-да, наглая приезжая стерва из столицы, готовая костьми лечь, но откопать местное дерьмо, сделать из него сенсацию. Жизнь нас многому учит. Учит и когда стоит быть стервой. Но я не хочу… Алла Викторовна, я не хочу мешать вам, потому что… Я же вижу, что с вами происходит.

– Что со мной происходит? – сухо спросила Мухина.

– Вы одна как перст. Здесь маленький город. И в нем серийный убийца. Безжалостный. Люди уже пострадали. Четыре жертвы. Городок такого не забудет, Алла Викторовна. Люди станут обвинять вас. В чем угодно – в непрофессионализме, в бездействии, в нежелании помочь. Вспомнят, что вы женщина. Женщин – начальниц отделов полиции кот наплакал. Здесь все – ваши соседи. Вы прожили в этом городе всю жизнь, здесь ваши корни. Ваш покойный отец, ваша семья, династия. Если вас возненавидят горожане – что с вами будет? Куда вы пойдете? Куда уедете из места, где прошла вся ваша жизнь?

– Это демагогия.

– Это не демагогия! – горячо возразила Катя. – Это правда. Это то, о чем вы думаете сами. И чего вы страшитесь. Я вижу это, потому что я человек со стороны. Со стороны порой виднее, честное слово. И я… я хочу вам помочь. Да, я преследую собственные интересы. Это дело необычайное, редкое, страшное. И как полицейский журналист я уже не могу его бросить, забыть. Но это не все, что мной движет в данном случае. Я своими глазами видела ту остановку и что сделали с женщиной. Я этого тоже не забуду. И даже если вы сейчас выгоните меня из отдела, из этого кабинета, я все равно город не покину. Я останусь. И начну свое журналистское расследование, благо мой шеф – начальник пресс-службы – это лишь поощряет, хоть и негласно. Но я хочу вам помочь! Потому что первой моей целью, когда я приехала сюда, были именно вы.

– Я?

– Но я же хотела писать очерк о вас! О вашей работе, о том, что вы женщина-полицейский, мать, дочь полицейского. Вы были моей героиней. Я ехала к вам в этот ваш чертов ЭРЕБ.

Мухина долго смотрела на нее.

– Ох и лисица! – произнесла она наконец. – Не мытьем, так катаньем… Что, вас специально этому учат?

– Чему, Алла Викторовна?

– Приемчикам таким.

– Это крик души, – ответила Катя.

– Заливайте! – Мухина усмехнулась. – Это вы парням заливайте. Дундукам в розыске. Они и поведутся – слюни распустят, едва увидят, как вы привлекательны. Тут же станут мачо перед вами корчить, а заодно и всё растрепят – все оперативные секреты. Лишь бы подольше удержать на себе ваше внимание. Что – не бывало такого, скажете?

– Сплошь и рядом.

– Но на меня это не действует, солнце мое.

– Вы не дундук из розыска. И не мачо. Тетка-полицейский! – громко озвучила Катя. – Мать, бабушка, сплетница. При этом жестко пытаетесь наступить на горло собственной песне, когда хочется потолковать,