Человек без собаки - Хокан Нессер

Сейчас утро. Субботнее утро. Они приехали вчера и останутся до воскресенья. Свадьба.

Не их собственная, конечно. Еще не прошло и четырех месяцев, как они встретились на этом магическом греческом острове Тасос. Спешить им некуда. Сначала они понаслаждаются друг другом, как карамельками, а потом посмотрим — это ее слова. Барбаротти не нашелся что возразить, хотя ему было довольно трудно вообразить себя карамелькой. За осень потребность в карамельках заметно выросла. Они встречались уже раз десять, он познакомил Марианн с Сарой, а Марианн, в свою очередь, со своими детьми: мальчиком четырнадцати лет и девочкой двенадцати. Никаких трений не возникло. О Великий Бог, подумал он не далее как вчера. Я, конечно, не просил Тебя о ней, но готов начислить Тебе как минимум десять очков. Спасибо, что Ты мне ее послал.

Бог ответил, что если бы у людей хватило ума просить только о том, в чем они действительно нуждаются, было бы куда легче удовлетворять их просьбы. Гуннар Барбаротти отпарировал, что если Всесильный Бог существует, то мог бы и снабдить людей такой способностью — просить только о важном.

Бог попросил разрешения подумать и обещал вернуться к этому разговору.

А сегодня свадьба. Двадцативосьмилетняя сестра Марианн, Клара, арт-директор — Барбаротти был совершенно не уверен, что понимает, что это означает, — так вот, арт-директор Клара нашла своего принца, датского архитектора по имени Палле. Сама Марианн акушерка, в этой-то профессии Барбаротти был уверен. Она на двенадцать лет старше своей сестры-невесты (это определение необходимо, потому что в семье было четыре сестры и три брата; большинство, правда, сводные). Барбаротти поначалу до смерти перепугался, что ему придется идти на молодежную свадьбу, куда приглашены сто тридцать восемь гостей, ни с одним из которых он не знаком. Но отказаться показалось еще более неудобно, а когда выяснилось, что свадьба будет продолжаться все выходные и для них с Марианн заказан номер в гостинице, он понял, что готов примириться с некоторыми неудобствами.

— Конечно поезжай, сыч несчастный, — подбодрила его Сара. — Тебе тоже надо немного повеселиться.

Вот как она сказала, моя дорогая дочка, подумал Гуннар Барбаротти и от полноты счастья зевнул. Если бы она только знала…

Венчание проходило в церкви Сан-Петри. Оба молодожена на вопрос «Берешь ли ты…», не дожидаясь конца фразы, ответили «Да!!!», и все перешли в банкетный зал Петри. Это было очень близко, не больше чем в минуте ходьбы от церкви (и не больше трех-четырех минут до отеля «Балтазар», успела шепнуть ему Марианн по дороге).

Пировали долго. Сели за стол в начале седьмого, а пять часов спустя тосты все еще продолжались. Гуннар Барбаротти насчитал двадцать четыре речи и выступления, а если верить тамаде, молодому парню в голубом смокинге, предстояло выслушать еще как минимум полдюжины, прежде чем подадут грог и начнутся танцы. Это прозвучало угрожающе, особенно если учесть, что и сам тамада был на удивление многоречив.

Впрочем, Гуннар чувствовал себя вполне комфортно, в чем он себе с удовольствием признался, — за столом он попал в шумную и простецкую компанию. Все с удовольствием пили, острили и подпевали музыкальным тостам, а Марианн сидела наискосок от него, совсем близко, так что он мог не только видеть ее, но и слышать. Между ними на столе лежала красивая цветочная декорация из желтых осенних листьев, вереска и ягод рябины. Рядом с Гуннаром сидел двоюродный брат жениха из какого-то села на Юланде; он говорил на датском диалекте, который после семи бокалов вина понятнее не стал. А слева сидела подруга невесты, зубной врач из Уддеваллы. Когда она запела любовную песню собственного сочинения, у инспектора Барбаротти побежали мурашки по коже — такой у нее был красивый и недвусмысленно эротичный голос. Во время исполнения Гуннар не отрывал глаз от Марианн; потом он решил, что если не все, то часть мурашек были вызваны именно этим обстоятельством.

Как и ожидалось, много разговоров было о его профессии. Живой инспектор уголовного розыска — как интересно! Еще до того, как подали вино, успели обсудить чуть ли не все громкие дела в Швеции, начиная с убийства премьера Улофа Пальмё. Ни одного не пропустили.

Пьянеющий с каждым бокалом секретарь из страсбургской конторы ЕС в Брюсселе горячо утверждал, что собственными глазами видел убийцу из Хёрбю[62]в середине девяностых. И это был вовсе не Ульссон. Женщина рядом с ним, очевидно старая знакомая, порекомендовала ему окунуться в ближайший канал — может, протрезвеет. Чтобы доказать подлинность своего неудовольствия поведением соседа, она отняла у него бокал поданного к десерту крепкого сладкого вина и осушила одним глотком, чем вызвала аплодисменты соседей по столу.

Гуннар не расслышал имя этой решительной дамы — рыжая, в водолазке, немного моложе его самого, — но ее карточка лежала как раз между ними, и он украдкой прочитал имя.

Анника Вильниус.

Вильниус? В голове у него что-то щелкнуло, но вспомнил он не сразу. Еще два бокала, и все встало на свои места.

Якоб Вильниус. Не вчера это было. Именно так его и зовут — мужа Кристины Германссон.

И правда, не вчера… он посчитал — прошло больше девяти месяцев с того дня, когда он говорил с ним в красивой вилле в Старом Эншеде. А может быть, однофамильцы? Нет, вряд ли, фамилия очень необычная — должны состоять в каком-то родстве.

И за несколько секунд, пока он, откинувшись на стуле, смаковал сладкое вино, все это дело выплыло из омута памяти. Вернее, полдела — мрачная история Роберта Германссона уже нашла свое место в полицейском архиве.

Оставался Хенрик Грундт. С Хенриком Грундтом надо было начать и кончить. Барбаротти вздохнул и отпил еще глоток. Формально дело еще не закрыто, но, как всегда бывает, занимались им вполсилы, а то и в четверть. Или в одну восьмую. С августа не было никаких подвижек; вся следовательская активность выражалась в том, что инспектор Барбаротти и инспектор Бакман пару раз в неделю поднимали этот вопрос в частных беседах.

Беседы заключались в следующем: инспектор Барбаротти (или инспектор Бакман) поднимал глаза от бумаг и спрашивал:

— Ну как?

А инспектор Бакман (или инспектор Барбаротти) отвечал:

— Все так же.

Правда, Эва Бакман иногда замечала, что ничего иного, кроме как «все так же», и не может произойти со следствием, которым никто не занимается. На что мы надеемся? На очередное дорожное происшествие в Осло?

Эти мысли изрядно подпортили ему настроение. Даже не сами мысли, а то, что они упрямо лезли в голову. Сидеть и размышлять над нерешенным делом за праздничным столом? Это, может быть, вдохновило бы его в годы учения, но для следователя уголовного розыска в зрелом возрасте это было непрофессионально. Надо уметь отключаться. Он допил свой стакан и вспомнил золотое правило: алкоголь действует на организм положительно только тогда, когда концентрация его в крови повышается. А когда понижается — все наоборот. Тогда алкоголь действует на организм отрицательно. Негативно, как теперь говорят.